— Длиннющие же он отрастил руки, — проворчал Гимли, — коли исхитрился понагнать сюда с севера столько снега, лишь бы нам досадить.
— Длинней не бывает, — мрачно согласился Гэндальф.
Пока стояли и разговаривали, ветер стих, да и снегопад почти прекратился. Приободрившись, двинулись дальше, но не успели одолеть и четверти мили, как вынуждены были остановиться снова. Ветер усилился, снег повалил гуще, а скоро разразился настоящий буран. Даже могучему Боромиру было нелегко продолжать путь, что уж говорить о хоббитах. Согнувшись в три погибели, они ковыляли в хвосте: крепились, конечно, как могли, но все понимали, что если буран не кончится, далеко им не уйти. Ноги у Фродо налились тяжестью, Пиппин начал отставать. Гимли, и тот угрюмо ворчал, а ведь гномы славятся своей выносливостью.
Внезапно — словно по команде, хотя никто не проронил ни слова — все застыли на месте. Из окружавшего их мрака доносились странные звуки. Возможно, то просто завывал в расщелинах ветер, но слишком уж жутким был этот вой, а многократно подхваченный горным эхом, он больше всего походил на злорадный смех невидимого великана. Откуда-то сверху на тропу обрушился камень, за ним другой, третий… Спутники прижались к стене: камни теперь сыпались градом. Скоро к дробному стуку добавился раскатистый грохот — вниз стали скатываться тяжеленные валуны.
— Дальше нам не пройти, — заявил Боромир. — Пусть кто хочет назовет это ветром, но я ясно слышу злобные голоса, да и камни эти… Не сами они посыпались, их сбрасывают.
— И все-таки это ветер, — отозвался Арагорн. — Однако не простой ветер, тут ты прав. В мире немало сил, враждебных двуногим, хотя вовсе не все они служат Саурону. Иные древнее его и преследуют собственные цели.
— Дурная слава о Карадрасе идет с незапамятных времен, — добавил Гимли. — Его прозвали жестоким, когда о Сауроне никто и слыхом не слыхивал.
— Не так уж важно, кто наш враг, — заметил Гэндальф. — Главное, что нам с ним не совладать.
— Что же тогда делать? — в отчаянии вскричал Пиппин, который и на ногах-то держался, лишь опираясь на плечи Мерри и Фродо. Его била дрожь.
— Можно остановиться, можно назад повернуть, — отвечал маг. — Чего нельзя, так это вперед идти. Насколько я помню, чуть выше тропа выходит на открытый склон. Там уж от камней никак не укроешься.
— Не очень-то повернешь, пока буран не кончится, — указал Арагорн. — Позади тропа не лучше, чем впереди: эта скала для нас — лучшее укрытие.
— Ничего себе укрытие, — пробормотал Сэм. — Все одно что стены без крыши домом назвать.
Спутники как можно теснее прижались к скальной стене. От камней и северного ветра она худо-бедно прикрывала, однако снег валил все гуще. Билл стоял впереди хоббитов, заслоняя их от снеговых вихрей, однако возле него уже намело сугроб выше колен. Не будь с ними рослых людей, хоббитов могло бы завалить с головой.
Фродо одолела дремота. Холод уже не чувствовался: он провалился в туманный сон и обнаружил себя сидящим вытянув ноги к приятному теплу очага, из-за которого, откуда-то из теней, доносился голос Бильбо.
— Ну что это за дневник, — ворчал старый хоббит. — Возьми хоть вот эту запись: «Снежный буран двенадцатого января». Стоило возвращаться, чтобы сообщить этакую новость!
— Бильбо, но ведь я так устал, — с трудом ворочая языком, проговорил Фродо. — Отдохнуть хотел, поспать… — Сильные руки встряхнули хоббита, приведя его в чувство. Холод вернулся. Фродо разлепил глаза и понял, что Боромир вытащил его, уже наполовину заметенного, из сугроба и поставил на ноги.
— Надо что-то делать, Гэндальф, — сказал гондорский воин. — Твои маломерки скоро совсем замерзнут.
Маг порылся в котомке и вытащил кожаную флягу.
— Это мирувор, — пояснил он, — целительный напиток Имладриса. Дай сначала хоббитам, а потом по кругу пусти. Но каждому не больше чем по глотку, его беречь надо.
Стоило Фродо отхлебнуть душистого питья, как сонливость слетела: он мигом согрелся и ощутил прилив сил. Остальные тоже приободрились. Однако мирувор улучшал самочувствие, а никак не погоду. Буран не только не унялся, но взъярился пуще прежнего.
— Не развести ли костер, Гэндальф? — спросил Боромир. — Похоже, настало время выбирать, как ты говорил, между огнем и смертью. Похороненными под снегом враги нас, может, и не заметят, но много ли будет с того толку?
— Твоя правда, — согласился маг. — Ежели Вражьим соглядатаям нипочем такая метель, нас они всяко увидят, с костром ли, нет ли.
Хвороста, благодаря предусмотрительности Боромира, хватало, но развести огонь оказалось делом нелегким. Дерево отсырело, ветер задувал искры. Когда гном и эльф отступились, за дело пришлось взяться Гэндальфу. Выбрав вязанку посуше, он поднял ее, подержал перед глазами, а потом звучно произнес: «Наур ан адрайт амен» и прикоснулся к вязанке посохом. Тьму озарила голубовато-зеленая вспышка: хворост занялся мигом, и скоро костер уже полыхал вовсю.