— Я-то пойду в Гондор, пусть даже один, таков мой долг! — твердил Боромир, глядя на Фродо, словно пытаясь прочесть его мысли. Но хоббит не отвечал, и гондорец умолк, а потом заговорил, не обращаясь ни к кому, словно бы размышляя вслух.
— Конечно, если цель состоит в том, чтобы уничтожить Кольцо, оружие бесполезно, а значит и в Минас-Тирит идти незачем. Другое дело, если надо сокрушить могущество Врага. Тогда было бы глупо соваться в Мордор в одиночку и отказываться… — он осекся, будто понял, что едва не сказал лишнее, но спустя мгновение нашелся — …отказываться от военной помощи. Это выбор между борьбой и напрасной погибелью — так, во всяком случае, видится мне.
Взгляд Боромира, да и его слова показались Фродо какими-то странными. «Что он имел в виду? — подумал хоббит, присматриваясь к гондорцу. — Явно не то, что сказал. „Было бы глупо отказываться…“ Отказываться от чего? От Кольца Всевластья? Нечто подобное Боромир говорил и на Совете, но ведь Элронд разъяснил ему, почему Вражье Кольцо нельзя использовать как оружие». Фродо бросил вопросительный взгляд на Арагорна, но тот был поглощен собственными раздумьями и, похоже, речей Боромира даже не слышал.
На том разговор и завершили: было далеко за полночь, Мерри и Пиппина сморил сон, да и Сэм клевал носом. Улегся спать и Фродо.
Поутру принялись паковать свои скудные пожитки. Вскоре явились говорившие на Общем Наречии эльфы. Они принесли дары Келеборна — съестные припасы и дорожную одежду. Правда, почти весь запас снеди состоял из тонких лепешек, снаружи слегка подрумяненных, а на разломе имевших цвет сливок.
— Никак крэм, — хмыкнул Гимли, — всего-то навсего… — Гном отломил кусочек лепешки, сунул в рот, и выражение его лица мгновенно изменилось. Гном сжевал почти всю лепешку, прежде чем эльфы успели его остановить.
— Хватит, хватит, — смеялись они. — Ты и так теперь проголодаешься только к вечеру, да и то если будешь идти весь день без отдыха.
— Я думал, это что-то вроде крэма — ну, хлеба, который люди из Дола выпекают, чтобы брать с собой в дорогу.
— Так оно и есть, только мы называем эти лепешки не крэм, а лембас. Он куда питательнее любого людского хлеба, да и повкуснее будет.
— Не то слово! — восхищенно промолвил Гимли. — Ваш лембас куда вкуснее медовых коржиков Беорнингов, а это наивысшая похвала: они лучшие пекари, каких я знал. Правда, в наше время они не больно-то склонны угощать чужаков, у них крошки не допросишься. А вот вы — воистину щедрые и гостеприимные хозяева!
— Спасибо на добром слове, — со смехом отвечали эльфы. — Однако не слишком налегайте на лембас, если есть другая еда. Сберегите его на крайний случай. Если лепешки не ломать и хранить завернутыми в листья — как мы вам их принесли, — они не черствеют очень долго. Всего-навсего одной хватит на целый дневной переход не только хоббиту или гному, но и могучему воину из Минас-Тирит. А вот и другие дары.
Еще эльфы принесли каждому по плащу с капюшоном, сшитому из легкой шелковистой материи, ткать которую умеют только галадримы. Путники с удивлением смотрели, как ткань меняет цвет, мигом вбирая все окружающие оттенки: плащи становились то зелеными, как трава, то серебристо-серыми под стать коре мэллорнов, то золотисто-коричневыми, подобно ковру из опавших листьев. У горла каждый застегивался брошью в виде зеленого листа с серебряными прожилками.
— Они волшебные? — с придыханием спросил изумленный Пиппин.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, — отвечал один из эльфов. — Плащи эльфийские, можешь не сомневаться, и работа прекрасная. Листья, ветви, воды, камни и небо Лориэна отдали свои цвета этой ткани, ибо мы любим свой край и свою работу, а наша земля платит нам тем же. Думаю, плащи сослужат вам добрую службу: они легкие, прочные, в стужу согреют, в жару укроют от палящего солнца, ну а главное: и днем, и ночью, и в лесной чаще, и среди скал спрячут от вражеских глаз. Но помните — это одежда, а не доспехи: удар копья или меча плащ не отразит. Видимо, вы пользуетесь особым расположением Владычицы, ибо она сама соткала эту материю. Никогда прежде чужеземцы не облачались в одеяния нашего народа.
После завтрака попрощались с лужайкой у фонтана. Сердца щемила грусть — это место стало для них чуть ли не родным домом, хотя они едва ли могли сказать, сколько времени здесь провели. Когда они стояли, молча глядя на сверкающие в лучах солнца водные струи, к ним неожиданно подошел Халдир. Все обрадовались ему, как старому доброму другу.