Никто из моряков, вооруженных пистолями, не достал оружие. Андреа, отдавая команду, рисковал, но он рассчитывал, что, будучи уверенными в своем превосходстве, восставшие даже не удосужились зарядить пистоли.
Юноша, размяв онемевшие руки, спокойно отнял нож у боцмана и подошел к Санториусу.
— Вот посмотри, ублюдок, у меня в руке нож, только нож, а у тебя и пистолет, и шпага. А ты знаешь, что сейчас произойдет и почему?
— Ты сдохнешь. — Санториус отвел пистолет от головы Андреа.
И моментально лишился оружия, потому что капитан резким ударом выбил пистолет из рук лейтенанта.
Тут с легким свистом воздух разрезал летящий клинок. Лейтенант захрипел и упал на палубу со скальпелем в горле.
— Хирург должен уметь обращаться со своим инструментом, — весело сказал Травалини и развел руками.
— Эта сволочь убила Барбароссу. — На глазах Топо навернулись слезы. — Живого выбросил в море.
Он с легкостью, словно это был не мертвец, а мешок с сеном, перебросил труп Санториуса через планшир.
— Итак, кто еще недоволен капитаном? — Андреа повернулся к команде, стоящей в растерянности на палубе. — Давайте признавайтесь. Нас трое, а вас много. Ну?
Голос Андреа был жесток и не оставлял никаких надежд бунтовщикам.
И тут в толпе моряков раздался резкий всхлип. Команда расступилась. На палубе лежал труп с перерезанным горлом.
— Извините, капитан, тут был один, который… — промямлил Лимо Каннир. — Вот мы его и того… Мы люди подневольные. Мы всегда вас капитаном считали и считаем.
— Ладно, бог вам судья. Пока. А сейчас ты, — Андреа показал пальцем на Лимо, — Травалини и Манко, заберите оружие и всех в трюм, под замок.
— А что потом? — спросил Травалини.
— Утром разберемся. Но одно могу сказать: невиновных простят, виновных — повесят. Лучше будет, если дело не дойдет до властей. Всем по местам! Отбой! Мокей — на охрану моей каюты.
Когда за Андреа и Топо закрылись двери, капитан плеснул в кружку рома, залпом выпил его и спросил:
— Что происходит? Ты знаешь, сколько раз я уже задаю себе такой вопрос?! Как получилось, что корабль захватил этот сброд? Ты же нанимал людей в Порт-Ройале! Что произошло? Объясни мне, где Сайлер?
Рикки то ли вздохнул, то ли всхлипнул.
— Сегодня, когда вышли на рейд, Ван Фогт поставил условие: или я сделаю все, чтобы ты не догадался о бунте, или он… — Топо не стал говорить, «что он». — А Санториус взял Барри и просто вышвырнул его за борт. Потом связали меня и поставили у бизань-мачты. И сказали: одно мое неосторожное слово — и убьют всех вас сразу же.
— Что же они меня не убили?
— У них был договор: если ты всю добычу привезешь на борт — убить. Если же ты не привезешь золото сразу, то тогда, шантажируя тебя заложником, заставить привезти добычу или показать, где ты ее спрятал. Заложник — это значит я.
— А Мокей? Он был с ними, а потом передумал? Я понимаю, матросня, им все равно, с кем и куда, но канонир?
— Он весь переход прикидывался мертвецки пьяным. Ну, не то чтобы совсем уж прикидывался…
Андреа подошел к двери, распахнул ее и отдал команду:
— Канонира сюда!
Мокей, стоящий на страже, от неожиданности вздрогнул и вошел в каюту.
— Ну, заходи, заходи, — сказал Андреа, — рассказывай. А то от Топо, который в конуре просидел все время, подробностей не узнаешь.
— Да что тут рассказывать. То, что много гниленького народа набрали в Порт-Ройале, я сразу заприметил. Себе в пушкари я потому сам и набирал, чтобы на них положиться можно было. Но моих людей было мало. А как шхуну итальянскую выручили, так вся эта шваль по углам шептаться стала. Мол, почему удачу упускаем, где наша доля… Ну и приятелю вашему, Топо то есть, — Мокей кивнул в сторону юноши, — глотку перерезать хотели.
— А мне за что? — удивился Топо.
— Не любят любимчиков, да и уверены были, что ты поставлен присматривать за командой.
— А что за шхуна? — перебил Андреа.
— Я потом объясню, — ответил Топо. — Пусть он расскажет.
— Так вот, — продолжил Мокей. — Как Горн прошли, сами-то они боялись без Сайлера, так и устроили бунт.
— И ты пошел вместе с ними? — Андреа глянул строго прямо в глаза канониру.
— А на рожон переть славы мало, да и Топо пусть спасибо скажет, что жив остался. Это я Ван Фогту мыслишку кинул, что вас, капитан, трудно будет на борт заманить, если его не будет. И сказал еще, что помощника вашего и фельдшера отпустить надо, не по чести их убивать. Но вот он не даст соврать: когда напали на англичанина, я честно спрятался. Прикинулся пьяным. Пиратствовать, да еще на своих нападать — это не по мне.