Перед моими глазами все закружилось, я пошатнулась и упала бы, если бы он не подхватил меня под руку.
– Миледи, вам дурно? Позвольте, я провожу вас в ваши покои!
Я нашла в себе силы только кивнуть в ответ. Крепко придерживая мой локоть, Джеффри размеренным шагом повел меня, а я шла и думала, лихорадочно думала о том, что узнала. Так вот кто такой граф Хантингтон! Как же он оказался вне закона? Как давно Гай знаком с ним? Наверное, давно, раз подтвердил слова барона Невилла о том, что граф Хантингтон жив, а потому помолвка сохраняет силу и леди Марианна не может стать женой дяди Роджера. На этой мысли я споткнулась. Подняв голову, я посмотрела на Джеффри и спросила:
– Скажи, как зовут жену графа Хантингтона?
Джеффри чуть прищурился, словно раздумывал, говорить правду или умолчать. Я требовательно сжала его запястье, и он с легким вздохом сказал:
– Супругой графа Хантингтона стала леди Марианна, дочь барона Невилла.
– Леди Марианна?! Та самая?! Как такое возможно?
– Что вас удивило, миледи?
– Ведь его люди убили барона Невилла! Неужели она не знала, что выходит замуж за убийцу ее отца?
– Это были не его люди, миледи. Те, кто напал из засады на сэра Гилберта, нарочно оделись так, чтобы их приняли за вольных стрелков лорда Шервуда.
В голосе Джеффри звучала такая уверенность, что я не смогла не поверить ему.
– Но кто же приказал убить отца леди Марианны и зачем понадобилось обустраивать нападение на него таким образом, чтобы виновными в его гибели посчитали людей графа Хантингтона?
– Чтобы избежать ответственности за совершенное нападение, – кратко ответил Джеффри, и по легкой заминке в его голосе я поняла, что услышала самую малую часть всей правды о гибели барона Невилла. Наверное, на моем лице отразилось сомнение, потому что он очень твердо сказал: – О большем, миледи, я прошу вас не спрашивать. Все, что связано с теми событиями, хранится в тайне, и эта тайна – не моя. Волей случая я оказался в нее посвящен, но говорить о ней не имею права.
Его тон исключал любую настойчивость, которую я могла бы проявить как жена его господина, но мне самой почему-то стало страшно допытываться и дальше. Я сердцем почувствовала, что могу узнать то, что заставит меня раскаяться в любопытстве. Мне было жизненно необходимо узнать другое, и, когда Джеффри довел меня до двери в мои покои, я, стараясь оставаться невозмутимой, спросила:
– Ответь мне, как стебли имбиря связаны с леди Марианной. Ведь как-то связаны, Джеффри! Мне очень важно знать правду.
Он посмотрел на меня испытующим взглядом, словно сомневался, по силам ли мне эта правда, но все же ответил с едва уловимой ноткой сочувствия:
– Их аромат был излюбленным ароматом леди Марианны. Она готовила из стеблей имбиря благовония и была окутана этим запахом, как дымкой. Я, например, всегда узнавал о ее приближении только по аромату ее духов, раньше, чем слышал ее голос или шаги и видел ее саму.
Вот почему он так странно посмотрел на меня, когда я вышла из спальни Гая!
– Благодарю тебя за откровенность и обещаю молчать о нашем разговоре.
– Это в высшей степени разумно, миледи, за что и я благодарен вам.
На этом мы с Джеффри простились, и я, приказав служанкам удалиться, долго сидела одна, погруженная в мысли, неосознанно перебирая в пальцах имбирные стебли. То, что я узнала, потрясло меня до глубины души. Граф Хантингтон – лорд вольного Шервуда, и леди Марианна – его супруга!
Вот, стало быть, какое второе имя графа Хантингтона! Немудрено, что барон Невилл не пожелал бы объяснять дочери, с кем она оказалась помолвленной. А ведь на меня снизошло озарение, когда я, прикидывая лета графа Хантингтона, вдруг вспомнила слова Гая о лорде Шервуда: «Мы с ним ровесники». Тогда, в Ноттингеме, я посмеялась и отмахнулась от этой мысли, а зря: она была верной. Значит, он не оставил свою нареченную на произвол судьбы, как я думала в Лондоне. Но объявленный вне закона лорд Шервуда – и леди Марианна!..
Припомнив подслушанный мной разговор, в котором Гай делился с Джеффри подозрениями, что леди Марианна влюблена, я подумала: возможно, он был прав? Ведь ей к тому времени довелось повстречать графа Хантингтона, коль скоро он вызволил ее из рук людей дяди Роджера. Она отдала ему в дар собственного коня, но что ею двигало? Чувство признательности за спасение? И только ли коня она подарила или сердце в придачу? А может быть, она и раньше, до похищения, уже любила его и, вручая награду победителю в состязании лучников, отлично знала, кто стоит перед ней? Не тем ли она и задела дядю Роджера, не эту ли любовь он счел оскорблением для себя? Но как дядя Роджер узнал, что леди Марианна любит графа Хантингтона? Вряд ли она откровенничала с ним! Да и дядя Роджер сам говорил мне, что не знает графа Хантингтона и не верит в то, что он жив.