Рая долго смотрела в окно, потом сказала:
— У нас в ресторане висит доска Почёта, там есть и моя фотография. Кто-то из наших сказал: «Это тебе, Рая, почёт по линии художественной самодеятельности». А я говорю — нет. Ну ведь, правда, какое дело посетителям, которые у нас обедают и ужинают, что я в свободное время выступаю на сцене? Они ж меня не в искусстве ценят, а в жизни, когда благодарности пишут…
Рая замолчала.
Мы тоже молчали. Мы открыто любовались ею, и мне вдруг показалось, что шумят аплодисменты, что я сижу в зрительном зале, а на авансцене, взявшись за руки и улыбаясь, кланяются — неукрощённая, полная огня Катарина и прекрасная Катерина — нежная и, по роли, печальная.
Самое основное
Ренэ Пикар — нотариус из Авиньона — не принимал участия в пресс-конференции. Присев на широкий подоконник, он с интересом разглядывал оживлённую московскую улицу. Город готовился к празднику: фасады зданий украшались кумачом и хвоей. На крыше высокого дома выстроились в ряд огромные сияющие буквы: «Да здравствует Великий Октябрь!»
Пресс-конференция закончилась. Члены французской делегации: учитель, рабочий завода «Ситроен», весёлая девушка — продавщица парижского универмага, художник и все остальные, словно не наговорившись, продолжали оживлённую беседу.
К Пикару подошёл заместитель редактора газеты Березов. Протянув гостю портсигар, Березов сказал по-французски:
— Прошу, мсье Пикар.
Пикар закурил.
— Почему вы не принимали участия в беседе? — спросил Березов.
— Я не хотел вас утомлять, — ответил Пикар. Манера щурить один глаз придавала его лицу выражение насторожённого внимания. «Вы меня не проведёте!» — говорил его взгляд.
— Я не вполне понимаю, — пожал плечами Березов.
— На одного меня вам пришлось бы затратить значительно больше труда, чем на всех остальных.
— Почему?..
Пикар усмехнулся.
— Потому что на меня не действует пропаганда, мой друг. Я не коммунист, как вы, вероятно, догадываетесь. Я не люблю, когда меня в чем-нибудь убеждают. Я верю только тому, что я вижу сам вот этими глазами, а они, смею вас уверить, не утратили ещё способности отличать белое от чёрного, собаку от куропатки и благонравную монахиню от хористки из «Мулен руж»…
Пикар говорил быстро, левый глаз у него совсем закрылся, и казалось, француз целится в собеседника.
— Что бы вы хотели, господин Пикар? — спросил Березов. Его начинала забавлять ничем не вызванная горячность иностранца.
— Я хотел бы, чтобы вы разрешили мне выйти на улицу, остановить любого, вы слышите. Любого москвича и вдвоём с ним, без переводчика, пойти к нему домой…
Пикар со значением посмотрел на Березова, ожидая увидеть его озадаченным, но Березов улыбнулся и развёл руками:
— Я готов вам это разрешить. Но моего разрешения недостаточно…
— Нужна санкция властей?..
— Нет. Нужна санкция хозяина, к которому вы собираетесь зайти.
Пикар улыбнулся: «Этот русский не лишён чувства юмора».
Мастер машиностроительного завода Андрей Максимович Орешкин возвращался домой. Нагруженный праздничными подарками, он шёл по тротуару, задерживаясь у витрин. «Нине духи купить «Красная Москва», — вспомнил он и, уже направляясь в магазин, столкнулся лицом к лицу с гражданином в мохнатом пальто, в башмаках на толстой подошве и в синем берете, сдвинутом набок.
«Видать, иностранец», — решил Андрей Максимович, тут же убеждаясь в том, что не ошибся.
— Эн момент, — сказал незнакомец и, ткнув себя пальцем в грудь, вежливо представился: — Ренэ Пикар.