В сложной обстановке первых месяцев войны он всегда находил выход из трудного положения, не терял присутствия духа. И он и летчики авиаистребительного полка, которым он тогда командовал, вылетали на боевое задание прямо с улиц оборонявшейся Одессы.
В марте — апреле этого года мои новые однополчане отличились в боях под Проскуровом, и полк получил наименование Проскуровского.
В те дни в одном из ожесточенных боев погиб Лев Шестаков. Только в мае, когда в овраге стаял снег, нашли тело командира с орденами и Звездой Героя на груди. Похоронили Льва Шестакова в Проскурове, за освобождение которого он отдал жизнь. Он погиб, когда ему было 29 лет.
Полк принял бывалый командир, отважный боевой летчик Павел Чупиков. Под его командованием полк сохранил все свои старые традиции, приумножил счет побед.
С первого взгляда заметно, что здесь, как и в старом полку, живут одной семьей, чтут традиции, гордятся победами товарищей. Командир внушает чувство уважения; человек он волевой, энергичный. Его светло-серые глаза смотрят зорко, проницательно. Он статен, подтянут, на вид ему лет тридцать. Лицо загорелое, обветренное, к вискам от уголков глаз тянутся морщины, как бывает, когда летчик, прищурившись, подолгу смотрит на солнце. Видно, полковник с утра до вечера на аэродроме или в полете.
По всему чувствуется, что командир он требовательный и в то же время заботливый, многое делает для сплоченности боевого коллектива, как делал его предшественник, Лев Шестаков, память которого чтит весь полк.
Дружба
Заканчивая беседу, полковник Чупиков обратился к начальнику штаба:
— Яков Петрович, вы на КП за меня останетесь, а я покажу товарищу капитану местонахождение эскадрилий. Пойдемте, товарищи офицеры.
Когда мы вышли, командир, который умел давать краткие и меткие характеристики людям, сказал:
— Почти вся история полка прошла на глазах начальника штаба. Он хорошо говорит, владеет пером. Умеет не только поставить задачу и разъяснить ее летному составу кратко и интересно, но и обобщить боевой опыт, который так необходим для учебы.
Замполит Асеев заметил:
— Яков Петрович записывает все события. Записи бережет. Они действительно представляют собой большую ценность. На них должно учиться молодое поколение летчиков и техников.
К нам подходит статный, подтянутый летчик. Это командир третьей эскадрильи Герой Советского Союза майор Баклан. Он докладывает, что у КП эскадрильи собрались летчики и техники. Все вместе идем к стоянке самолетов.
Вдруг Чупиков кого-то позвал:
— Зорька, Зорька, скорее сюда!
Да это медвежонок! Спешит к нам, переваливается, глазки у него весело блестят. Вот он встал на задние лапы, передними еле доставая до плеч командира.
Чупиков гладит забавного косматого медвежонка по широкому лбу:
— Наш баловень просит угощения.
Титаренко протягивает мне кусок сахара:
— Угостите Зорьку, товарищ капитан.
Медвежонок живо слизнул сахар с моей ладони и затрусил рядом с нами.
— В полк он попал двухмесячным малышом, — рассказывает командир. — Вот какая у него история. Крестьяне из Ужгородского района, освобожденного от фашистов, подарили медвежонка маршалу Новикову. А маршал — нам. Старший лейтенант Дмитрий Нечаев выкормил медвежонка — поил молоком из бутылки. Зорька у нас проказница. Каждый день жди какой-нибудь выходки. Недавно в бочку с хлебным квасом залезла, перепугала официантку и сама испугалась. А летчики хохотали до упаду. Да у них еще зверушки есть. Где-то подобрали раненого зайчонка, ворону с подбитым крылом вылечили, завели собачку Кнопку… А вот и Зорькин укротитель! Знакомьтесь.
Крепко жму руку молодому широкоплечему летчику Дмитрию Нечаеву. Он говорит:
— Зорька перелетает с аэродрома на аэродром на «ЛИ-2». «Налет» у нее большой. Прекрасно знает распорядок дня, ходит с нами в столовую. Смотрите, сейчас будет представление.
Черная юркая собачонка — это и есть Кнопка, — задорно тявкая, пробегает перед носом Зорьки. Но медвежонок успевает ее схватить.
Кнопка жалобно завизжала.
— Придушит ее Зорька! — всполошился я.
— Что вы! Визжит Кнопка с перепугу: на помощь зовет. Вот увидите — потом снова в бой полезет.
И в самом деле, медвежонок держит Кнопку осторожно, не причиняя никакого вреда.
Дмитрий Титаренко вызволяет Кнопку. Она дрожит, лижет ему руки. А очутившись на земле, вдруг с тявканьем лихо кидается на медвежонка. Он ворчит для острастки, шлепает ее лапой, и она отлетает в сторону под дружный смех летчиков. А Зорька как ни в чем не бывало бежит вперевалку рядом с нами.
— Смеешься над выходками Зорьки — и словно отдыхаешь, — говорят мои новые товарищи. — Ведь иногда так нужно отвлечься, особенно после напряженных боев.
После знакомства с эскадрильями я вернулся на КП. Меня обстоятельно вводили в курс моих обязанностей.
Предстояло изучить по карте район будущих боев, тактику действий полка, повадки воздушного противника. А пока внимательно вглядываюсь в карту: Яков Петрович подробно знакомит меня с обстановкой на левом крыле фронта, ближе к которому находится наш аэродром.
Когда мы закончили, подошел командир, и мы заговорили о слетанности.
— Вам известно, товарищ капитан, — сказал полковник, — пара — единое целое. А в нашем полку этому единству придается особое значение — ведь на охоту мы вылетаем парами. У нас за каждым летчиком закреплен самолет, и у каждого летчика — постоянный напарник. За время подготовки прекрасно слетались летчики, прибывшие к нам сравнительно недавно. — И командир добавляет: — Вам, очевидно, чаще всего летать в паре с Титаренко — он будет вашим ведомым, раз вы прилетели без напарника. Хоть у вас большой опыт, но слетаться надо.
При этих словах полковника мне вспомнился мой фронтовой учитель Герой Советского Союза Федор Семенов, который сделал все, чтобы наша эскадрилья за короткий срок добилась слетанности, слаженности действий. Вспомнил я и о своем верном ведомом Василии Мухине. По просьбе командира и замполита я рассказал о двух воздушных боях: вспоминая их, я и сейчас словно наяву вижу и Семенова, и Мухина.
…Дело было на Курской дуге. Шел второй день битвы с врагом. Чуть свет мы уже в кабинах самолетов. Не отрываясь, смотрю в сторону КП. Вот взвились три зеленые ракеты — это сигнал на вылет нашей третьей эскадрильи.
Мы в воздухе. Принимаем боевой порядок. Нас ведет Семенов.
Гул стоит в наушниках шлемофона. Иногда раздаются чьи-то отрывистые команды:
— Атакую! Прикрой!
— Внимание, слева «мессер»!
С земли доносится:
— Соколы, атакуйте! Бейте их, бейте!
Набираем высоту. Издали видна линия фронта, пожары. Горят деревни и села. Горит вражеская и наша техника.
Навсегда запомнил я места, над которыми летчики нашего полка вели первый воздушный бой в оборонительном сражении за Курский выступ, прикрывая героические наземные войска в районе Покровки.
Мы у линии фронта. Под нами — море огня. Дым поднимается на большую высоту: в кабине чувствуется запах гари.
Нас обстреливает зенитная артиллерия. То тут, то там появились вспышки. Враг старается расстроить наш боевой порядок — так его истребителям легче будет нас атаковать.
Справа впереди идет ожесточенный воздушный бой.
С земли раздается знакомый спокойный голос командира корпуса генерала Подгорного:
— Приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков. Увеличить скорость. Встретить врага до линии фронта!