— Не отдам, — ответил Петрушка. — Отец сделал ее для меня.
— Тогда давай меняться. Я тебе отдам за собаку мои блестящие ботинки.
— Нет, — не согласился Петрушка. — Лучше пусть будут у меня плохие ботинки, но зато собака хорошая.
— Ну, рубашку, — не сдавался Киря. — Рубашка белая, шелковая.
— Не надо.
— Тогда… — хотел было начать снова Киря, но Петрушка перебил его.
— Дам на два дня Тузика, если покатаешь меня на себе по городу.
Киря замялся: и собаку ему хотелось, и катать оборванца стыдно… Желание получить собаку победило. Он подставил шею. Петрушка вскочил на Кирю верхом и ударил пятками по его бокам.
— Но-о-о! Но! Беги, лошадка!
Киря, пыхтя, повез Петрушку по улице.
— Смотрите, сын судьи Нашим-Вашим везет рыжего! — кричали жители и выглядывали из окон, выбегали из калиток, взбирались на заборы.
— Гоп! Гоп! Гоп! — веселился Петрушка.
«Чтоб ты провалился!» — выругался про себя Киря и высоко подпрыгнул, чтобы Петрушку сбросить на землю. Но Петрушка вцепился в оттопыренные Кирины уши, подпрыгнул и еще звонче закричал:
— Но-о! Лошадка! Пошла, пошла!
И Киря — хочешь не хочешь — помчался галопом мимо окон суда, где в это время шло судебное заседание. Выглянул Нашим-Вашим из окна, чтобы узнать, что за шум, и ахнул. Мимо окон, высоко вскидывая ноги, промчался его любимый сынок Киря. А на шее у него, крепко держась за уши, восседал рыжий мальчишка в красной рубахе.
ДВА ЛИЦА
После странного приключения судья два дня не приходил в суд. Он боялся встретиться с помощниками, боялся показаться на улице. Ему казалось, что все будут смеяться над ним, а он ничего не сможет сделать. Ведь не осудишь же куклу только за то, что она смеется!
Наконец на третий день судья приказал привести собаку, из-за которой произошла вся эта некрасивая история, сел на коня, намотал на руку конец веревки, которая была привязана к ошейнику Тузика, и выехал из ворот. Едва он проехал три дома, как услышал за спиной негромкий, но насмешливый возглас:
— А у судьи, оказывается, не одна лошадь, а две.
Нашим-Вашим стиснул зубы и не обернулся, только вонзил глубже шпоры в картонные бока лошади. Едва он повернул за угол, как снова до него донеслось:
— Как все меняется на свете: отец ездит на лошади, а сын сам возит кукол на себе.
Вот и дом мастера Трофима. Судья неловко спрыгнул с седла и изо всех сил стукнул ногой в ворота. Мастер открыл дверь и ввел Нашим-Вашим в мастерскую, за ним на поводке, поджав хвост и повесив голову, плелся Тузик.
— У тебя, оказывается, есть сын, — начал НашимВашим.
— Есть, — подтвердил Трофим.
Судья продолжал:
— Ты плохо воспитываешь своего сына. Этот сорванец и бездельник оскорбил королевский суд. И за это я тебя оштрафую. Деньги давай.
— Простите, господин судья. У меня нет денег. Мне нечем заплатить штраф.
— Нет денег, тогда будешь бесплатно работать.
Трофим молчал.
— Что стоишь как пень. Работай! Да забери эту гадкую собаку.
Трофиму пришлось выставить ни в чем не повинного Тузика за дверь и взяться за иглу.
— Делай мне новое лицо, — приказал НашимВашим.
— Да у вас это хорошее, — осмелился возразить Трофим.
— Мне нужно второе лицо на затылке.
— Зачем вам второе лицо? Ведь ни у одной куклы нет двух лиц, — решился задать вопрос Трофим.
— Конечно нет, — судья высокомерно выпрямился. — Я — необыкновенная кукла. Я — царский судья, и у меня должно быть два лица. Одно должно быть обращено к царю, другое — к тому, кого судишь. С двумя лицами жить легче. Довольно болтать, принимайся за работу.
Мастер взял ножницы, обрезал длинные белые волосы на затылке судьи, пришил на это место кусочек розового полотна и принялся старательно делать нос, рот и пришивать пуговицы на место глаз.
— Все, господин судья. Работа готова, — доложил он, когда ресницы были густо накрашены и широкие черные брови сошлись на переносице.
— Кто тебе сказал, что все? Еще не все. Мне нужно сделать такую спину, чтобы она гнулась во все стороны. Царь любит, когда ему кланяются.
Ни слова не говоря, Трофим взялся за работу. И только на следующий день Нашим-Вашим, кланяясь то назад, то вперед, двинулся к выходу из мастерской.
— Хорошо воспитывай своего сына. Следи за ним, а то не поздоровится, — сердито сказало одно лицо.
— Пусть озорничает, — улыбнулось второе. — Я тебя, Трофим, штрафовать не буду. Я заставлю тебя, как сегодня, бесплатно работать. Ты будешь шить мне лошадей и коров. А для Кирюхи сделаешь большого африканского слона.