— Отпустите девушку, — тихо сказал он.
Юсуф оглянулся:
— А ты не суйся, парень, а то я из тебя сейчас отбивную сделаю.
Музыканты продолжали играть, бросая равнодушные взгляды на Анико и Юсуфа. Это их не касается, они не за это получают зарплату. Миклош все сильнее стискивал пальцы на запястье официанта, выворачивая ему руку.
— Я же тебе сказал, подонок, отпусти девушку!
Юсуф застонал, боль пронзила ему плечо, и он вынужден был отпустить волосы девушки. Она рухнула на стол, опрокидывая руками бокалы и бутылки. Шипошне начала орать, что она вызовет милицию, чтобы этой чертовой шлюхе в следующий раз неповадно было. Но Анико не осталась в долгу.
— Сама ты старая шлюха, и мать твоя шлюха! — крикнула она и запустила бокалом в Шипошне, но, по счастью, не попала.
Ансамбль сыграл туш, и музыка смолкла. Лысый, явно пресыщенный жизнью пианист безучастно наблюдал за этой сценой. Миклош оттолкнул Юсуфа к стойке, затем, повернувшись к девушке, решительно произнес:
— Анико, прекратите!
Девушка только сейчас узнала Миклоша, подняв на него остекленевший, бессмысленный взгляд. Юсуф, потирая ноющее плечо, с ненавистью посмотрел на инженера и угрожающе прошипел:
— Ну, ты мне за это заплатишь, гнида. Я из тебя кишки выпущу.
Он уже собрался броситься на Миклоша, но в это время пианист поднялся со своего места, подошел к разъяренному официанту и взял его за грудки.
— Спокойно, голуба, — тихо промолвил он. — Подобные подвиги тебе не под силу. И потом, если вы вызовете милицию, сами неприятностей не оберетесь. Девушка еще несовершеннолетняя. Смекай, кретин.
Посетители флегматично следили за происходящим и не вмешивались. Только Шипошне все надрывалась, крича, что это свинство и она этого так не оставит. Миклош взял Анико под мышки и поднял со стула.
— Сколько с нее? — обратился он к Шипошне, доставая кошелек. Та подошла к Юсуфу, взяла у него счет и протянула Миклошу:
— Двести семьдесят форинтов.
Миклош бросил на стол три сотенных:
— Пожалуйста. И возьмите заодно с меня за палинку и кофе. А что останется — прекрасной Илушке.
— Но ведь вы не выпили свою палинку, — откликнулась из-за стойки Илуш.
— Ничего, пусть это будет ваша чистая выручка. — Миклош потащил Анико к выходу. Она едва передвигала ногами, уронив голову Миклошу на плечо. — Жаль, что вы не вызвали милицию, — на ходу бросил он Шипошне. — Пусть бы они узнали, что вы обслуживаете несовершеннолетних.
— Это она-то несовершеннолетняя? — скептически хмыкнула Шипошне. — Не смешите людей.
— Ей семнадцать лет, — сказал Миклош. — И достаточно моего заявления, чтобы для вас это плоха кончилось.
Шипошне побледнела, поняв, что инженер не шутит.
— Ну хорошо, заберите деньги, и забудем о том, что произошло.
— Оставьте их у себя. А мне довольно и вашего счета, — ответил Миклош, продвигаясь к выходу со своей ношей.
На свежем воздухе девушку совсем развезло. Она вдруг стала упираться и, громко икая, заныла, что не может идти дальше, потому что ей совсем плохо. Миклош дотащил ее до скамейки.
— Суньте два пальца в рот, — сказал он, посадив ее на скамейку и придерживая. — Надо, чтобы… — Не успел он закончить фразу, как Анико качнулась вперед, и ее моментально вырвало. Зрелище было малопривлекательное. Миклош стоял сзади и пригибал ей голову вниз. Большие капли пота текли по ее лицу и шее, она вся взмокла, но зато почувствовала облегчение. — Дышите глубже, — посоветовал Миклош. — Как следует, полной грудью.
— Мне уже лучше, — сказала девушка после небольшой передышки, стыдливо отвернувшись. — Я целый день ничего не ела, — добавила она, чувствуя потребность как-то оправдаться.
— Так какого же черта вы пили?
Анико промолчала и закрыла глаза, мучительно ощущая свою неприкаянность.
— С кем вы кутили? Анико, я к вам обращаюсь. Вы что, спите?
— Нет, не сплю, — тихо ответила девушка и неуверенно поднялась со скамейки, но ноги подкашивались и она едва не упала, однако Миклош вовремя ее подхватил. — Я не пьяная. Ей-богу. Просто не представляю, что со мной произошло.
Они медленно двинулись по усыпанной гравием дорожке. Миклош осторожно поддерживал ее, как выздоравливающего больного.