Следующим вечером Эмилио снова сел за работу, имея в голове две-три идеи, которых должно было хватить для написания страницы. Но прежде он перечитал уже написанное:
— Неправдоподобно! — пробормотал он.
Мужчина совсем не был похож на него, а женщина сохраняла черты женщины-тигрицы из первого романа, но ей не хватало жизненности. Эмилио подумал, что эта правда, которую он хотел рассказать, была ещё менее правдоподобной, чем мечты, что несколько лет назад он выдавал за саму жизнь. В этот момент он почувствовал себя безнадёжно инертным, и от этого им овладела болезненная тоска. Эмилио отложил перо, задвинул всё написанное в ящик и сказал себе, что возьмётся за эту работу позже, может быть, уже на следующий день. Этой мысли ему хватило для успокоения, но он больше не вернулся к этому роману. Эмилио хотел отгородиться от всякой боли и не почувствовал себя достаточно сильным для изучения собственной полной неспособности противостоять неприятностям. Ему больше не удавалось думать с пером в руке. Когда он хотел что-то написать, то чувствовал, как сильно притуплён его ум, и оставался удивлённый этим перед чистым листом бумаги, в то время как чернила на пере медленно высыхали.
К Эмилио вновь пришло желание увидеть Анджолину. Он не принял решения пойти к ней, а только подумал, что сейчас действительно не было никакой опасности снова увидеть её. Даже если он хотел сдержать данное ей при расставании слово, то должен был бы сейчас же пойти к ней. А разве Эмилио не был достаточно спокоен для того, чтобы пожать руку друга?
Он поведал о своих мыслях Балли, закончив рассказ следующими словами:
— Я хотел бы только увидеть, что произойдёт в том случае, если я её снова встречу, буду ли я более предусмотрительным.
Балли всегда смеялся над любовью Эмилио, и теперь он конечно же ничуть не верил в его совершенное выздоровление. Более того, уже несколько дней он сам ощущал очень большое желание вновь увидеть Анджолину. Балли живо представлял себе её фигуру и её черты. Он рассказал об этом Эмилио, который тут же пообещал другу, что при первых же его словах к девушке он попросит её позировать для Балли. Не оставалось никаких сомнений: Эмилио выздоровел. Теперь он даже не ревновал Анджолину к Балли.
Казалось даже, что Балли думает об Анджолине ничуть не меньше, чем сам Эмилио. Балли даже хотелось разрушить статую, над которой он уже проработал шесть месяцев. Он также исчерпал все возможности и не находил для себя другой идеи, кроме той, что родилась в тот самый вечер, когда Эмилио познакомил его с Анджолиной. В один из вечеров, прощаясь с Эмилио, Балли спросил:
— Ты с ней ещё не встречался?
Балли не хотел быть тем, кто поможет им встретиться, но он хотел знать, не помирился ли Эмилио с Анджолиной без его ведома. Это было бы предательством!
Спокойствие Эмилио продолжало увеличиваться. Всё позволяло ему делать только то, что он хочет, а Эмилио, по сути, не хотел ничего. Вообще ничего. Он мог бы искать Анджолину, но лишь для того, чтобы попытаться оживить свои чувства и мысли. К тому же эта встреча помогла бы ему продолжить роман, который он больше не знал, как писать.
Только одна инерция мешала Эмилио пойти искать девушку. Ему бы больше понравилось, если другие помогли бы им встретиться, и он даже думал, что можно попросить об этом Балли. Всё действительно было бы так легко и просто, если Анджолина стала бы натурщицей для Балли, а затем досталась бы ему в качестве любовницы. И Эмилио думал об этом. Его нерешительность была вызвана лишь тем, что он не хотел уступать Балли такую важную часть своей собственной судьбы.
Важную? О, Анджолина всегда оставалась очень важной персоной для него. Если сравнивать со всем остальным, то ничто не имело значения, и при этом Анджолина над всем господствовала. Эмилио постоянно об этом думал, как старик о собственной молодости. Как он был молод той ночью, когда должен был бы убить, чтобы успокоиться! Если Эмилио написал бы, напротив, как из кожи вон лез на улице, а затем так же мучился один в постели, то нашёл бы место для искусства, что напрасно искал позже. Но всё ушло навсегда. Анджолина была жива, но больше не могла дать ему молодость.
Однажды вечером в Городском парке Эмилио увидел её, шагающую впереди. Он узнал Анджолину по походке. Она приподняла юбку, чтобы уберечь её от грязи, и в свете убогого фонаря Эмилио увидел отблеск на её чёрных туфлях. Кровь Эмилио вскипела. Он вспомнил, как на пике своей любовной тоски думал, что обладание этой женщиной излечило бы его. Сейчас же он, напротив, подумал: