Тем временем, Инна Михайловна вернулась из магазина, купив воду, хлеб и консервы для их первого завтрака в Глухово. Она застала дочь, растерянно перебиравшей свои вещи.
- И что мне надеть прикажешь? – не оборачиваясь, спросила Алиса сквозь слезы. – Тут… тут так грязно.., - она понюхала рукав своей кофты и скривилась: за ночь вся одежда впитала первобытный запах деревенского дома.
Мать поставила пакет с покупками на стол и, загибая пальцы, начала терпеливо объяснять:
- Во-первых, мы сегодня здесь приберемся. Во-вторых, сходим в соседнее село – купим, все, что надо, включая освежитель воздуха. И, наконец, Алиса, не будь врединой. Через две-три недели в школе закончится ремонт, и мы переедем туда - директор обещал. Там и туалет нормальный, и душевая есть.
- Ненавижу тебя, ненавижу, - не желая слушать мать, выкрикнула Алиса, сметая чемодан с кровати. – Как ты могла вот так со мной поступить? Не честно, не честно!
Стараясь держать себя в руках, Инна Михайловна отвернулась и принялась медленно вытаскивать из сумки продукты.
- Как ты себе представляешь, мы будем здесь жить? - не унималась Алиса, раздражаясь ее спокойствию. Реальность нахлынула на девочку оползнем, сметая надежду на скорое возвращение. – Я в этот туалет больше ногой не ступлю, одеть нечего, воды нет… Это черт знает что! Так люди не живут!
- Как видишь, еще как живут! Ты избалованная эгоистка! Всегда думаешь только о себе, - не сдержалась мать, с шумом хлопая батоном о стол.
В пылу спора они не услышали, как дверь в хату отворилась и на пороге возникла пухленькая седая женщина в джинсовом комбинезоне и резиновых калошах. Ее сладкие как изюмины глаза с интересом следили за перепалкой и одновременно бегло оглядывали обстановку. В одной руке сдобная женщина держала ведро, в котором плескалась прозрачная и дивно пахнущая вода, в другой - тарелку, накрытую салфеткой, впитавшей жир ее содержимого.
- Здрасьте, - негромко поздоровалась гостья, но была услышана. В комнате моментом стало тихо. Алиса отвернулась, не желая, чтобы незнакомка видела ее раскрасневшееся от злости лицо, и рьяно принялась копошиться в своей сумке в поисках пудреницы.
Мать расплылась в наимилейшей улыбке, которой всегда встречала чужих людей и крайне редко адресовала дочери.
- Ой, простите, - шагая навстречу, виновато сказала она. – Мы вас не заметили.
- Это я хожу тихонько, - сияя глазами-изюминами, отмахнулась женщина. – Мне и муж всегда говорит – ты, Полина, однажды меня заикой сделаешь. Все сзади подкрасться норовишь. – Тут же она поклонилась, по-прежнему не выпуская из рук своей ноши. – Меня Полина зовут. А я вам воды принесла, и вот.., - она протянула тарелку.
Опомнившись, Инна Михайловна бросилась разгружать Полину, попутно расспрашивая, откуда та узнала об их приезде.
- Так начальник ваш новый - мой зять, - мило захихикала женщина-булочка. – Я еще вчера хотела его к вам отправить. А то хорошенькое дельце – двух девушек в дом Павловых заслать и даже не проводить, не проверить, как устроились! Мало того, что не встретил, - Полина сделалась суровой, как только могла выглядеть суровой сахарная старушка. – Ну, я ему за это еще задам, - пообещала она серьезно и тут же всполошилась. – Да вы кушайте, пока не остыло. Ой, - она пощупала круглыми пышными пальчиками по-прежнему скрытую жирной салфеткой сдобу и расстроилась, - уже остыли почти. А ну быстро за стол, – скомандовала она Алисе, которая, забравшись с ногами на кровать, смотрела в окно.
- Спасибо, не голодна, - не поворачиваясь, ответила Алиса. Ее отказ, несмотря на «спасибо» прозвучал грубо, и мама нахмурилась, но прикусила язык.
Но на сахарную Полину слова Алисы действия не возымели.
- Вставай, кому говорю. Знакомиться будем. Я, между прочем, в школьной столовой работаю. От моих шанежек еще ни один старшеклассник не отказывался.
- Я не ем мучного, - твердо сказала девочка, однако же, все-таки с кровати слезла и к столу подошла.
Полина придирчиво осмотрела острые углы Алисиной фигуры.
- А тебе оно не помешает. Верно я говорю, Михайловна? - она так запросто перешла на фамильярное обращение к маме, что та даже не удивилась.
- Конечно, правильно, Полина. Может хоть вас послушает, - так положено матерям говорить о своих детях посторонним людям.