Смотритель пугал. Бесшумными движениями, ковыляющей походкой, длинным тяжёлым плащом, выстиранно-чёрным, но почему-то неизменно чистым, несмотря на то, что он мёл по земле. Но особенно — примитивной деревянной маской, напоминавшей древних языческих истуканов, изъеденных временем. Плохо ошкуренная доска, на которой неведомый резчик не потрудился даже наметить рот, двумя грубыми линиями обозначил нос и залил чернотой овальные провалы глаз. Казалось, Смотритель видел окружающих насквозь и мог сделать с ними что заблагорассудится, не прилагая к тому усилий.
При этом никто из новых знакомых Евы, даже работавших здесь всю жизнь и буквально выросших в этих стенах, толком не знал возможностей и природы Смотрителя. Он отвечал за университет в самой материальной и приземлённой его части, за старый белокаменный кремль и построенные век назад корпуса, но как он это делал — оставалось неразгаданной тайной. Легенд ходило множество, и Еве, которая впервые приехала сюда меньше недели назад, успели рассказать с десяток, но ни одну из них до сих пор никто не подтвердил. А если кто-то знал истину, делиться ею не спешил.
Нет, адмирал гораздо лучше этого существа. Вдруг ей повезёт больше, чем Ольге, и Дрянин окажется настроен на общение? И даже если откажется от разговора, вряд ли сделает это грубо и оскорбительно, а провал фанта не грозил ничем ужасным, только штрафным бокалом вина и пропуском трёх следующих розыгрышей. Они не соревновались, а отдыхали и получали удовольствие, и отсутствие неприемлемого и опасного было одним из основных условий при написании фантов.
Через несколько мгновений Ева, напутствуемая подначками и нарочито завистливыми вздохами коллег, не спеша, но решительно направилась к цели, тем более собеседник высокого гостя удачно отошёл, чтобы наполнить себе бокал.
— Как вам вечер, господин адмирал? — заговорила женщина, приблизившись.
— Сейчас интереснее, чем минуту назад. — Дрянин чуть склонил голову и ответил вежливой улыбкой. Без стеснения и не скрываясь, он огладил откровенно оценивающим взглядом изгибы женской фигуры, облитой тяжёлым зелёным атласом, — снизу вверх, по талии и неглубокому декольте, по бретельке к игривому локону и немного нервозно теребящим его пальцам — и, наконец, поднялся к лицу. Увиденным мужчина явно остался доволен, потому что продолжил: — Ваш жребий пал на меня, прекрасная незнакомка?
— Вы проницательны, — улыбнулась она в ответ, не сомневаясь, что получилось достаточно ослепительно. — Меня зовут Ева, господин адмирал.
— В таком случае для вас — Серафим. — Поклон у него вышел отточенно-изящным, ладонь была крупной и твёрдой, а губы, коснувшиеся костяшек пальцев, — мягкими и горячими.
Он задержал её руку в своей дольше положенного и выпустил только после того, как незаметно и будто невзначай приласкал основание ладони кончиками пальцев, не спуская при этом внимательного взгляда с лица новой знакомой. Приятное ощущение отозвалось лёгкой волной мурашек, прокатившейся по внутренней стороне руки от запястья к локтю.
— Какое необычное имя, — искренне заметила Ева. — Очень редкое. Но… вам подходит.
С него действительно можно было писать ангела, уж слишком хорош, но только падшего: из светлого образа выбивались взгляд и повадки. Со стороны посмотришь — само хладнокровие, а рядом с ним женщина вдруг ощутила себя дичью, на которую открыт сезон охоты. Ничего, кроме единственного лёгкого прикосновения, Серафим себе не позволил, смотрел в лицо, но веяло от него чем-то этаким, необъяснимо-манящим. Так и хотелось сказать — порочным.
Похоже, Ольге просто не повезло оказаться не в его вкусе.
Или повезло?..
— Обладательниц вашего я тоже до сих пор не встречал. Очень красивое, — вернул немудрёный комплимент адмирал и спросил вполне дружелюбно: — Что именно выпало на мою долю? Танец?
— Нет, но я бы от него не отказалась, — безмятежно улыбнулась Ева.
Намёк оказался более чем прозрачным, а мужчина — настроенным его понять. Он протянул руку.
— В таком случае позвольте вас пригласить.
Ева уверенно вложила пальцы в сильную ладонь и позволила увлечь себя в дальний конец зала, наполненный музыкой и движением и отделённый от остального пространства пеленой чар, приглушавших звуки и позволявших желающим отдыхать, не споря с музыкальными колонками.