Дверь с табличкой «Отдел кадров» находилась напротив и была заперта.
— Обедаете, — сказал начальник цеха. — Вы запишите телефон, я ее предупрежу, она вам скажет.
Когда я приехал в редакцию, до встречи с Ириной оставался еще час. Мимо меня по коридору пролетел Завражный, на ходу ткнув карандашом в мою сторону:
— Делаешь?
— Делаю.
Я поел в столовой, а потом заглянул к Феликсу. Они с Ликой клеили какой-то коллаж.
— Не нашел своего Латынина? — спросила Лика.
— Его теперь другие люди ищут. Серьезные, — ответил я и тут только первый раз за день вспомнил про поручение Сухова. Надо бы вечером позвонить Костиной, вдруг она чего-нибудь да вспомнит.
— Мы в кино хотим сходить, — сказал Феликс. — На «Амаркорд» Феллини. Позвони своей директрисе.
Жизнь, похоже, опять входила в нормальную колею.
Ни погонь, ни драк не предвиделось.
Сергей Уткин оказался мрачным типом выше среднего роста с синяком вокруг левого глаза. Водкой от него несло, будто он дот только минуту назад хватил полный стакан.
Вероятней всего, так оно и было. Когда я заглянул к нему в комнату, на столе стояла бутылка, довершая натюрморт из грязных тарелок, захватанных чашек и заветренных объедков.
— Из газеты, — пробурчал он. — А почему сразу не из прокуратуры?
Я присел на один из стульев, с интересом оглядываясь по сторонам. Обстановка казалась совершенно непригодной для жилья. Шкаф, потерявший за долгую жизнь одну створку и две ноги, замененных теперь протезами из кирпичей, кровать — не кровать даже, а топчан, прикрытый грязными тряпками, которые когда-то были постельным бельем. Вместе с упомянутым уже столом и тремя шаткими стульями весь интерьер.
— Чего изучаете? — грубо спросил Уткин. — Не нравится, как пролетарии живут? Ну ничего, переедем в новую квартиру — вот там заживем, там обставимся! Ирина, жена! — закричал он, ерничая, и забарабанил в стенку. Когда переезжать будем? И ничего вы со мной не сделаете, — снова повернулся он ко мне. — Я тут прописанный, ясно? И осуществляю свое право на площадь, данное мне Конституцией. Вот так вот!
Да, говорить Уткин умел. А водка, похоже, не давала ему молчать. В сочетании с тем, что я узнал о нем на заводе, портрет получался изумительный. У меня и заголовок был уже готов для материала: «Курский соловей».
Перед уходом я заглянул на половину к Ирине. Здесь было чисто, но тоже как-то голо.
— Может, не стоит вам здесь сегодня ночевать? — спросил я. — Поезжайте куда-нибудь к родственникам или знакомым.
— Ничего, я привычная, — махнула она рукой.
Поздно вечером, после кино, я позвонил Марине Костиной.
— У него была девушка, — сказала она, — по-моему, Таня. Помнишь, он приходил с ней к нам на вечер встреч в прошлом году?
Я помнил. У меня сохранилось впечатление о чем-то высоком и светловолосом.
— А как ее найти?
— Ох, он был такой конспиратор! От всех все скрывал. Но у меня почему-то сидит в голове, что она работала с ним вместе, чуть ли не в одном отделе.
Ну что ж, это было уже кое-что. По крайней мере, сегодня я лягу спать с надеждой.
27
Когда Феликс уехал на работу, я сел писать материал. Есть старое журналистское правило, которому меня стали учить с первых же дней работы в газете. Набрал фактуры полный блокнот? Теперь отложи его в сторону и садись за стол, больше до самого конца в него не заглядывай. Фактура должна начать жить в тебе самостоятельной жизнью, иначе хорошего материала не получится. Блокнот понадобится только для одного: проверки фактов, цифр и так далее.
Я писал всю первую половину дня, прервавшись лишь один раз, чтобы позвонить по елинскому служебному телефону.
— Можно попросить Таню? — спросил я наобум.
— Попцову? — ответил мужской голос. — Она в командировке.
— Минуточку! — крикнул я, чтобы не дать ему положить трубку, совершенно, впрочем, не представляя, что говорить.
— Да, — вежливо откликнулся он.
— Видите ли… — решился я наконец, — я друг Андрея Елина…
Голос в трубке сразу размягчился, задрожал и как-то потек:
— О, мы знаем, конечно. Такое несчастье… Татьяне уже позвонили, она должна приехать завтра вечером.
Как видно, в отделе это не было ни для кого секретом. Я облегченно перевел дух.
— Вы не подскажете ее домашний телефон?
— Да, да, разумеется, — сочувственно-понимающе отозвался голос.
Итак, снова ожидание. На этот раз хоть с определенным сроком.
Остаток дня прошел в привычной суете. Я отвез материал в контору, там его перепечатывали, я его вычитывал, потом отдал Завражному, с ним вместе мы еще что-то там исправляли, доводили «до ума» и наконец заслали в наборный цех. Когда надо, газета делается быстро: завтра «Курский соловей» будет стоять в номере, и уже послезавтра утром читатели увидят его на полосе. Завражный был доволен.