Впрочем, не совсем так. Теперь в официальных бумагах она будет именоваться «потерпевшая» — до тех пор пока мы совместными усилиями не вернем этому бывшему причастию, перескочившему в разряд существительных, его первоначальное значение: «потерпевшая от…» Попросту говоря, не найдем убийцу.
С шиком подкатил не обремененный, по-видимому, философскими размышлениями Северин. Выскочил, в меру ослепительно (сообразно обстановке) улыбнулся дамам, представился, галантно распахнул дверцу. И, только тронувшись, сказал вполне императивно:
— Если не возражаете, мы сейчас поедем к вам в гости. Там и поговорим.
— Про Оленьку? — спросила одна из дам, невысокая толстая блондинка лет двадцати восьми с маленьким красным ртом и очаровательной родинкой на переносице. Как она ни сдвигала брови, как ни морщилась, а все-таки не удержалась: хлюпнула носом, полезла в сумочку за платком. Глаза ее стали похожи на две маслинки баночного посола.
— Ну не про нас же с тобой, — грубовато, довольно низким голосом ответила ей вторая, сорокалетняя, являвшая полную противоположность первой: худая, даже, на мой вкус, чересчур, гибкая, плоская лицом, половину которого занимали очки с выпуклыми линзами. Черные прямые волосы падали ей на плечи и за спину, делая похожей на индианку. — Кончай рыдать, Лариса, успеешь еще.
Потом она довольно бесцеремонно тронула Северина за плечо и скомандовала:
— Остановитесь-ка у автомата, надо в редакцию позвонить, заказать вам пропуска.
— А так не пропустят? — поинтересовался я, показывая ей наше удостоверение.
— Нет, — усмехнулась она одними губами. — Были уже прецеденты.
Северин пожал плечами и остановился у тротуара, но он, наверное, не был бы Севериным, если бы не спросил между прочим:
— Пожарникам тоже приходится заказывать пропуска?
— Разумеется.
— А во время пожара?
Но она уже хлопнула дверцей.
Отдел писем представлял довольно сложное в геометрическом отношении помещение. Большую комнату делили пополам стеллажи, состоявшие из множества ящичков, где, видимо, хранились письма. В стеллажах имелся проход, заглянув в который, можно было увидеть следующий ряд ящичков, установленных перпендикулярно первому ряду, тоже со своим проходом. И так далее.
— Крысу сюда запускать не пробовали? — поинтересовался Северин.
— Там, в глубине, было Оленькино место, — трепетно сказала толстушка Лариса, у которой оказалась презабавная фамилия: Пырсикова. Мы прошли через лабиринт, окончившийся окном. У заставленного цветочными горшками подоконника стоял стол с пишущей машинкой, по столу были разбросаны какие-то листки, бумажки с записями, истрепанный блокнот, перекидной календарь, все еще живущий вчерашним днем, и пепельница, полная окурков.
— Господи, — выдохнула Пырсикова, — как будто только что ушла!..
На перекидном календаре было крупными печатными буквами написано: «Шура!!!» Я глазами показал на него Северину. Он кивнул, что видит, но сначала взял со стола блокнот, принялся его листать. Потом предложил:
— Может, вы пойдете в комнату побеседуете, а я пока тут, а? Осмотрюсь, вдруг чего? Не возражаете?
Мы не возражали. Особенно Пырсикова, готовая, кажется, вот-вот снова разрыдаться.
— Чаю хотите? — спросила меня индианка, которую звали вполне прозаично по-русски — Наташа Петрова. Она выложила на стол две коробки с пирожными. — Давайте есть, а то засохнет. Что ж добру пропадать… У Пьфсиковой опять глаза стали мокрые.
— Вчера… покупали… Ждали до вечера… Так и не пришла!..
Я почувствовал, что сейчас скажу какую-нибудь банальность. И сказал:
— Не надо плакать. Слезами горю не поможешь. Помогите нам лучше разобраться, что случилось.
— Спрашивайте, — решительно сказала своим низким голосом Петрова. И прикрикнула на Пырсикову: — А ты иди умойся!
— Когда вы последний раз видели Ольгу? — спросил я.
— Погодите, дайте вспомнить, — сощурилась Петрова в потолок, что-то прикидывая. — Значит, так. В пятницу она заскочила в контору всего на полчаса, ближе к вечеру…
— У вас что, так свободно с посещением? — удивился я.
— Наверное, также, как у вас, — хмыкнула она. — Станет жуликов меньше, если вы будете целый день торчать в кабинете? Журналиста ноги кормят. А в отделе постоянно должен находиться только дежурный.
— И все? Больше она не появлялась?
— Появлялась, но уже в субботу.
— В выходной?
— Да. Видите ли, суббота у нас… Как бы поточнее объяснить? Полувыходной, вот. В воскресенье-то газета выходит! Но накануне в редакции обычно бывают только те, кто имеет отношение к завтрашнему номеру. Дежурят или материал у них идет. Я как раз дежурила.