— А у нее, стало быть, шел материал?
— Нет. Ничего у нее не шло. Но она явилась часов около десяти вечера, я даже не знаю, зачем. Забежала на минуту к себе, в свой закуток, потом пошла к нам, в дежурную бригаду, мы покурили, поболтали о том о сем. Про то, как будем справлять ее день рождения, не поехать ли в воскресенье купаться в Серебряный бор и так далее.
— И что она ответила насчет купания? — насторожился я, услышав слово «воскресенье». В этот день и произошло убийство!
— Ничего определенного, — пожала плечами Петрова. — Сказала, что не может, что у нее какие-то дела. Какие — понятия не имею, — добавила она, предупреждая мой вопрос.
— А кто может иметь понятие? Она снова пожала плечами.
— Пырсикова — нет, мы с ней вчера уже раз сто это обсуждали. Чиж — то же самое.
— Чиж?
— Наш заведующий отделом. Его сегодня не будет, а завтра можете с ним поговорить.
— Ну, хорошо, — сказал я, доставая записную книжку. — Давайте по порядку. Каких ее родственников и знакомых вы знаете?
— Родственников точно никаких, — ответила Петрова. — У нее, по-моему, в Москве никого и нет.
— А где есть?
— Она сама из Свердловска. Я по ее рассказам поняла, что после смерти матери ей там все так обрыдло, что она сменяла квартиру на комнату в Москве и переехала сюда. Училась на вечернем в университете и работала. Работ пять сменила: жизнь узнавала. На стройке была, медсестрой, няней в детдоме. Последний раз, кажется, секретарем в суде. Ну, это все, наверное, в личном деле есть. Потом закончила институт и пришла к нам.
Вернулась Пырсикова, успевшая привести себя в порядок и даже вроде бы подкраситься.
— Лора, товарищ интересуется знакомыми Ольги. Пырсикова беспомощно посмотрела на Петрову, на меня и страдальчески наморщила лобик.
— Знакомыми? У нее миллион был всяких знакомых. Все время кто-то ей звонил, она кому-то звонила. Но… но мы не прислушивались.
— Во-во, — иронически поддержала Петрова, — не прислушивались. Все мы друг к другу не прислушиваемся — жизнь такая. А кинешься — ничего толком не знаем про человека, с которым два года проработали. Тьфу!
— Ну почему ничего, Тата? — с неожиданной горячностью стала ей вдруг возражать Пырсикова. — Почему ничего? Оленька была удивительно отзывчивый человек, никогда ни в чем не откажет, всегда, если надо, поможет, дежурством поменяется, последний трояк отдаст! Она… она была очень добрая, наша Оленька… — Мне показалось, что толстушка снова сейчас заплачет, но ей удалось сдержаться.
— Вот недавно говорит: если, говорит, разбогатею, всем нам троим куплю сапоги на «манной каше». И ведь купила бы, не сомневайтесь!
— А с чего это она собиралась разбогатеть? — осторожно спросил я.
— Не знаю, — развела руками Пырсикова. — Да разве в этом дело?
На всякий случай я сделал у себя пометку.
— Лора, — презрительно скривила губы Петрова. — Ну что ты воешь, будто уже поминки. «Добрая, отзывчивая, хороший работник…» Еще про общественные нагрузки вспомни! Товарища дело интересует. Рассказала бы лучше про звонки.
— Да! — встрепенулась Пырсикова. Глазки ее мгновенно высохли и заблестели по-иному. — Что я за дура! Вот это действительно может вам быть интересно. Значит, так. Примерно недели две назад раздается вот здесь звонок. — Она показала на телефон, как бы призывая его в свидетели.
— Я беру трубку, мужской голос говорит: «Будьте любезны, можно попросить Ольгу Васильевну Троепольскую?» Приятный такой баритон, вежливый, я бы даже сказала, интеллигентный. Знаете, бывает, про актера, который в кино за кадром текст читает, говорят, что у него умный голос. Так вот это именно такой голос и был — умный…
— Не трепись, Пырсикова, — оборвала ее Петрова. — Говори по делу или дай, я расскажу. Мне, кстати, этот голос никаким особым не показался.
— Он, что же, не один раз звонил? — спросил я, чтобы не дать им уйти в сторону.
— Ну конечно! — сказала Лариса. — В том-то и дело! Слушайте дальше. — Она уже, кажется, вошла в роль рассказчика детективной истории и не могла обойтись без отступлений и затяжек. — Я беру трубку, он просит Ольгу. Пожалуйста. Она подходит, говорит: «Да, я». Потом целую минуту слушает молча, я только вижу, у нее лицо прямо зеленеет, а потом…
Пырсикова округлила глаза и сделала паузу.
— Ох, актриса, — вздохнула Петрова.
— Потом она сказала ему такое… Мы с Татой чуть под стол от смеха не свалились. Я, конечно, понимаю, она на стройке работала, там всякого наслушаешься. Но что наша Ольга на такое способна, мы не представляли!