Выбрать главу

Тимур разглядывал меня, словно я нашкодивший щенок. Молча, хмуро и совсем не по-доброму. Я попыталась смотреть ему в глаза, но через несколько секунд не выдержала и отвела взгляд в сторону.

Он вздохнул, а потом резко повернул мою голову за подбородок. От давления его пальцев я ахнула, а он с прищуром посмотрел на мои губы.

— Сколько у тебя осталось денег? — просипел Агеев, наклоняясь зачем-то чуть ниже.

— У меня есть деньги, — пробормотала, как завороженная глядя на его лицо — непривычно так близко и непривычно в деталях рассматривая каждую черточку.

Темные глаза и такие густые черные ресницы. Под стать им брови, одна из которых была словно порвана надвое — но вблизи кожа на шраме выглядела такой нежной и тонкой, что мне захотелось провести по ней пальцем. И губы, его губы, с тонкой сеточкой морщин в уголках, словно когда-то он умел улыбаться, но это было так давно, в какой-то другой жизни.

— Сколько?

— Чуть меньше сотни… — выдохнула я.

— Сотни рублей?

— Да.

— Дура, — прорычал Тимур, — Почему не сказала? Я бы аванс тебе оформил. Куда все потратила?

Я почувствовала себя маленьким ребенком, который сдачу с булки и молока растратил на конфеты и теперь отчитывается перед матерью. Опустила глаза в пол, ощутив, как к щекам приливает румянец и прошептала:

— За ремонт машины все отдала.

— Точно дура, — пробормотал, отступая на шаг, — Заеду через час.

Подхватив папку со стола, Агеев быстро вышел, оставив меня восстанавливать сбившееся дыхание. Только когда громко хлопнула входная дверь, я выдохнула и опустилась на стул, глядя на голубые языки пламени под чайником.

И что это было? Проявление заботы? Но с какой стати, учитывая, что мы друг друга на дух не переносим.

И почему мое сердце колотилось в груди, как бешеное, когда он сжимал мой подбородок пальцами? Почему шею и щеки зажгло от прикосновения грубой кожи к моей и почему у меня перехватило дыхание, когда он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание и аромат парфюма — типично-мужской. Терпкий и чуть резковатый. И какого, простите, хрена я решила, что он меня поцелует?

Господи… Я с силой хлопнула себя по лбу и поморщилась от боли. Бред какой-то. Не хотела ведь, чтобы он меня поцеловал. Чушь собачья — я даже не хочу представлять, что его губы могут коснуться моих. Да от одной подобной мысли мне стоит пойти и почистить зубы. Я и Агеев. Мерзость какая…

Чайник засвистел на плите. Решив, что повторной встречи с Тимуром все равно не избежать, я решила достать с верхней полки витринного шкафа сервиз, расписанный гжелью — подарок родителей на новоселье.

Эта квартира мне досталась в наследство от тетки — та своими детьми не обзавелась, а взять кого-то из детского дома, как мама не смогла — замуж так и не вышла. Я была не просто любимицей в семье Романовых — я была долгожданным ребенком. Хотя меня и удочерили в сознательном возрасте, у нас получилось найти общий язык сразу. «Мамой» и «папой» я стала называть их через полгода, хотя никто не настаивал. Виктория Александрова — тетя — баловала меня с первого дня, как я появилась в семье. Жаль только, что умерла она, едва мне стукнуло семнадцать. Страшное слово — саркома. Сгорела за три месяца.

Мама очень страдала — они были близки. В каком-то смысле их история повторяла нашу с Олей — родители, мои бабушка с дедушкой, которых я так и не узнала — тоже рано умерли. Мама никогда не говорила, но я думаю, что именно история с моей пропавшей сестрой подтолкнула ее на то, чтобы забрать меня из детдома. Я смутно помню то время, но точно помню разговоры воспитателей о том, что они с отцом хотели взять мальчика.

Дотянувшись до коробки, поставила ее на диван и принялась вытаскивать заварник, блюдца и чашки. Несмотря на бумагу, фарфор немного запылился, но после полоскания под проточной водой и тщательного вытирания посуда заблестела. Ярко-синяя роспись идеально подходила моей небольшой кухне — серая мебель, голубая плитка на стенах и полу. Накрыв на стол, я заварила чай и налила себе чашку, устроившись на широком подоконнике и смотря в окно.

Агеев появился через час — как и говорил. Я увидела его машину, а затем и его самого, когда он вышел на улицу и хлопнул водительской дверью. Словно почувствовав, что я наблюдаю, Тимур поднял голову и посмотрел на мои окна. Затем качнул головой и открыл багажник, доставая из него два пакета.

Мои брови удивленно приподнялись. Он скрылся в подъезде, я быстро допила свой чай и пошла в прихожую. Приоткрыв дверь, прислонилась к стене, слушая размеренный гул поднимающегося лифта и вздрогнула, когда кабина остановилась и на площадке послышались тяжелые шаги.