– Баранину нужно хорошо отжимать, – пояснял он ровным голосом, выглянув из-за моего плеча, – Чтобы она дала сок и маринад получился вкуснее.
На улице рассмеялась Оля, запах горящего дерева стал сильнее. Невольно улыбнувшись, я немного откинулась назад, прямо на Агеева, так, что он фактически обнимал меня.
– Странный у нас будет Новый год, – вырвалось у меня, – Кто в Новогоднюю ночь жарит шашлыки?
– Руссо туристо, – отшутился Тимур.
Рассмеявшись, я почувствовала, как широкая грудь за моей спиной задрожала. Смех Агеева приглушился моим плечом, когда он уронил голову.
Его дыхание пощекотало шею и послало мурашки по коже рук. Замолчав, Тимур глубоко вздохнул и посмотрел на меня темными глазами, мягко улыбнувшись. Его лицо было слишком близко; его запах ощущался слишком сильно; тепло его пальцев, обхватывающих мои запястья оказалось слишком знакомым, и я поймала себя на мысли, что хочу его поцеловать.
Безумно. До дрожи в коленках.
– Тимур, когда мы вернемся в Питер… – осторожно прошептала я, – Все ведь будет как раньше, да?
Он замер, продолжая смотреть на меня пристальным, цепким взглядом. Медленно пожал плечами – я скорее не увидела, а почувствовала это движение.
– Не знаю. А как ты хочешь?
Я тоже пожала плечами и отвернулась, не выдержав темноты в его зрачках. Опустила голову, глядя в кастрюлю, в которой были переплетены наши руки и плавали кусочки розового мяса с зелеными листьями и крупинками перца.
– Я не хочу с тобой воевать, – честно призналась полушепотом.
– Я тоже не хочу с тобой воевать, – отзеркалил он мою же фразу.
– Тогда почему мы воюем?
Пауза. Затянувшееся молчание. А потом его губы касаются моей щеки, и он сипло шепчет:
– Не знаю. Может быть, дураки; а может от ненависти до любви всего несколько шагов?
– Тим…
– Шшш, – оборвал он, мягко целуя меня.
Медленно, осторожно и так нежно, что трепет зародился где-то в животе и волной дрожи прошелся по телу. Его ладони сильно сжали мои; маринад мягко просочился между пальцев, когда я повторила это движение.
Поцелуи с Агеевым крышесносны. Я прочувствовала всю гамму чувств: запах тела, нагретого на солнце и запах костра на его коротких волосах; вкус – свежий, как родниковая вода и пряный одновременно; трение щетины на моем подбородке и трение ткани его футболки о мои плечи. Четко расслышала звуки этого трения, звук нашего дыхания и влажные звуки касания губ и языков. Ощутила легкую вибрацию, вырвавшуюся из его горла, когда я прижалась к нему ягодицами.
– Стой, тормозни, – прохрипел Тимур, отстраняясь, – Иначе я…
– Что ты? – вскинулась я.
– Ничего, – он улыбнулся и легонько коснулся моего виска губами, – Я думаю, готово. Через час неси на улицу.
Я опустила взгляд на кастрюлю и усмехнулась – уже и забыла, что мои руки погружены в противную то ли жижу, то ли гущу. Спину обдало холодом, когда Агеев сделал шаг назад и вышел из кухни, тихо насвистывая какую-то мелодию себе под нос.
Боже, этот человек биполярный. Он сведет меня с ума. Совершенно точно. Как можно так фантастически целоваться, а потом с совершенно равнодушным видом целомудренно поцеловать в лоб и уйти? Я же определенно почувствовала что-то твердое и большое своей попой, когда потерлась о него.
И определенно мне понравилась такая реакция его тела. И моя реакция на его реакцию.
– Помог? – тихо откашлявшись, Оля встала рядом и внимательно посмотрела на меня.
– Помог, – с улыбкой ответила я.
***
Мясо тихонько шипело на углях, пока мы с сестрой расставляли посуду и традиционное новогоднее оливье на небольшом террасном столике. Мужчины медленно потягивали пиво, стоя у мангала и косились на декоративную ель в кадке, которую мы с Олей украсили пластиковыми шарами и золотистым дождиком.
– Можно задать только один вопрос, девочки? – пробасил Игорь, ухмыляясь, – Почему шары на новогодней елке розовые?
Переглянувшись с Олей мы прыснули со смеху и одновременно пожали плечами. Агеев тихо фыркнул, уставившись на мясо и принявшись крутить шампура, а Лазарев закатил глаза и покачал головой.
– Бабы… – выдохнул он.
– Лазарев, я бы попросила без этого твоего пренебрежительного: «бабы», – Оля уперла руки в бока, предварительно опустив тарелки на стол, – Между прочим, я твоя жена.