– Что ж… – медленно опустив ногу, он поднялся, заставив всех за столом напрячься, – Я вас понял. Аванс вы вернули, так что претензий у меня нет.
Не прощаясь, вышел из помещения, напоследок насвистывая какую-то ненавязчивую мелодию. До боли знакомую – я невольно нахмурился, припоминая этот мотив.
А потом вспомнил. Это мелодия звонка на телефоне Романовой. И слышать ее в офисе он не мог – ее сотовый всегда стоит на вибро-режиме во время работы.
– А ну стоять! – рявкнул я, бросаясь в его сторону.
Стул за моей спиной с грохотом рухнул на пол, Андрюха что-то крикнул, – но я уже не слышал. Глаза налились кровью, и я не видел ничего, кроме красного цвета.
Клиент обернулся и послал мне усмешку, заходя в раскрытые створки лифта, но меня это не остановило – я влетел в кабину и прижал его к стене, схватив за грудки.
– Тронешь ее хоть пальцем, падла, на тебе живого места не останется.
– Я не понимаю, о чем вы, но это прямая угроза.
В коридоре загудели голоса, когда двери снова раскрылись. Тряхнув его еще раз, я скинул руки, которые попытались оттащить меня в сторону.
– Убью, я тебя убью, слышишь?
– Все видели? – заголосил этот мудак, – Ваш начальник мне угрожает!
– Отпусти его, – голос Старикова медленно просачивался в сознание; чьи-то руки тянули за плечо, а потом просто обхватили шею и с силой дернули назад, – Придурок, ты что творишь. – зашипели мне на ухо.
– Гражданин оперуполномоченный, зафиксируйте это, – одернув пиджак, А. С. поджал губы. – Я буду писать заявление…
– Да пошел ты на х#%, – рявкнул, перебивая, Андрюха, вытаскивая меня из лифта, – Иди уже, подобру-поздорову.
Я дернулся, вынуждая его отпустить меня и, взревев, рванул в свой кабинет. От злости пнул стул; опрокинул папки с документами и сдернул жалюзи с окна – те криво повисли на раме, болтаясь из стороны в сторону.
– Агеев, ты совсем берега попутал? – следом за мной в кабинет ворвался Стариков, – Ты понимаешь, что ты наделал? Он же теперь на тебя заяву может накатать.
– Мне насрать. Он следил за ней. Он угрожает ей.
– Это не повод терять голову. Соберись, мужик, ну же, – вздохнув, Андрей протянул мне стакан воды, и я залпом опустошил его, – Ты понимаешь, как это работает. А если его конкурент закажет и подорвет, тебе же п#%@ц настанет.
– Да я его сам подорву…
– Тимур…
Потерев колючие волоски на макушке – волосы-предатели быстро отросли за дне недели – я вышел в коридор и застал там столпившихся ребят.
– Наблюдать за Романовой двадцать четыре часа в сутки. Из офиса в одиночку не отпускать; если она не со мной, мониторить сразу.
– Поняли, Тимур Маратович.
Не дожидаясь лифта, я выбежал на лестничную площадку, которой никто никогда не пользовался, и спустился вниз. Прыгнув в машину, резко рванул с места, попутно проверяя сотовый.
«Я дома»: не дозвонилась – на экране мелькали уведомления о пропущенных – но прислала сообщение.
Набрав ее номер, я прижал трубку плечом и встроился в поток машин, надеясь проскочить субботние пробки.
– Да, Тимур, – ответила с первого гудка.
Умница.
– Я скоро подъеду.
– Хорошо, но у меня в холодильнике мышка повесилась.
– Сходим в магазин. Только дождись меня, ладно?
– Ладно.
На пассажирском сидении по-прежнему лежала фотография Илоны, сделанная на парковке возле офиса. Она стояла в тени от фонаря, но узнать ее не составляло труда – светлые волосы, чуть растрепанные к вечеру, и мешковатое серое пальто, которое она не меняла уже несколько лет. Вокруг – ни души; только она, и тот, кто сделал фотографию.
От одной мысли, что с ней то-то могло случится, меня бросило в леденящий холод. И еще записка издевательски выглядывала из конверта:
«Нехорошо девушке так поздно оставаться в одиночку».
Не останется. Клянусь Аллахом, пока я дышу – не останется. И плевать, что парни в офисе будут шептаться; плевать, что подумает сама Романова – ни на шаг ее не отпущу, пока не буду уверен, что никакой угрозы для ее безопасности нет.
Тут я невольно вспомнил Лазарева и то, как он носился с Морозовой. И вспомнил, как я смеялся над ним тогда.
Только вот самому сейчас не до смеха.
Илона
С огромным трудом взяв себя в руки, я нацепила на лицо улыбку и открыла дверь. Агеев привычно-хмуро посмотрел на меня и зашел в квартиру.
– Привет, – прохрипел, разуваясь и снимая куртку, которую я благополучно перехватила у него и повесила на плечики.