За стенами спальни ухали и бухали барабаны рок-музыки, в моменты, когда они затихали, раздавались чьи-то истерические голоса, а то они сплетались в один клубок и, казалось, раскачивали люстру, блестевшую хрустальными гранями в свете молодого месяца.
Сергей ворочался с боку на бок и раздражался всё более, но наступал момент, когда раздражение, словно морская волна, откатывалось, и тогда начинались видения. Из мрака выступал вверенный ему город, сначала неясно очерченным силуэтом, но потом линии становились всё чётче, на улицах всполохи огня и дыма, бегущие, орущие цепи солдат, грохот канонады. Война, бои на улицах, на площади Павших Борцов. А то вдруг всё стихало и где-то далеко, в районе трёх больших заводов, возникала колонна людей и красные флаги над головами. Марш красно- коричневых. Фаланги парней в чёрных рубашках. «Надо стрелять!.. Из пушек и пулемётов!» Говорит человек, бесформенный и красный, как сарделька. «Гайдар! Но откуда он, в нашем городе?.. Он в Москве, как и Горбачёв, и Бурбулис. Они возглавляют институты, фонды, готовят аналитические справки, советуют, наставляют. А у нас… вон они за стенами спальни. И тоже — галдят, кричат. Кому-то и что-то готовят, — и ему, Сергею, советуют, готовят бумаги. Завтра их принесёт Мариам и он подпишет — все до одной. Пробовал возражать — где там! Поднимался такой гвалт — хоть беги.
Поднялся и, не зажигая свет, долго ходил по комнате, пытался нащупать таблетки, но их у него отняла Мариам. Боялась, как бы он не принял большую дозу снотворного. Муженёк пока был ей нужен. Придёт время, и его положение изменится.
Позвонил на проходную.
— Саулыч, ты?.. Зайди ко мне — и так, чтобы никто не видел. Захвати таблетки — ну, те, снотворные… которые покрепче. Самые сильные! Слышишь?..
Саулыч — главный вахтёр. Их четверо, но он — главный. Кому-то из обитателей Дворца понравилось экзотическое отчество старика: Саулыч. Вроде бы как от того библейского Савла, который стал Павлом. И хотя имя у него было вполне русское — Григорий, но вот фамилия — не поймёшь какая: Хряпа. Григорий свою фамилию не любил и просил называть его по отчеству: Саулыч. Обитатели дворца знали, конечно, его национальность, но молчали. Говорили о нём то хасид, то хазарянин, то есть выходец из древнего астраханского царства Хазарии. В этих разговорах о нём было много разноречий и путаницы, а во всём остальном, и особенно в имени его родителя Саул, всё было ясно для тех, кто подбирал кадры. Для полной ясности скажем, что критерии эти были очень строгими: тут как огня боялись проникновения «русского элемента». Перефразируя слова из пушкинской сказки, скажем: «Здесь Русью не пахнет». Не затесался бы гой! — вот что было тут самым важным. Для фаланги Мариам, которая сплелась в тесный клубок и жужжала во всех комнатах и на всех углах обширной усадьбы, хватало одного русского — Сергея. В другой раз к нему по спешным делам приезжали русские чиновники, — из высших, конечно, — но тут уж ничего не поделаешь. Велика была власть Мариам, но в каждую щель запустить свои коготки она пока не могла. Да вроде бы и в будущем ей это не светило. Маловат был в городе контингент молодцов с двойным гражданством, и с каждым годом их становилось всё меньше. Одни устали от «косых взглядов», устремлённых на них со всех сторон, другие боялись взрыва общественного котла, а третьи набрали столько капиталов, что теперь думали об одном: как бы их разместить понадёжнее, а самим залечь поглубже. Оставались ненасытные и те, которым казалось, что власть они взяли надолго, пожалуй, навсегда, а от всяких «косых» взглядов можно укрыться во дворцах, подобных вот этому «Полосатому Барану», да в автомобилях с затенёнными стеклами. И было бы с их стороны опрометчиво допустить в среду обитания хотя бы одного чужака.
Саулыч единственный во дворце имел ключи от входа в Сергеево крыло и от всех его комнат. Замки он открывал не спеша, бесшумно и входил словно тать: невидимо и будто бы даже не входил, а затекал по воздуху. И сейчас он вошёл бесшумно, свет не включал; в спальне появился как бесплотный дух: сел за круглый стол и устремил полусонные, чуть прикрытые глаза на Сергея, недвижно лежащего на диване.