Николай Степанович торопливо допил вино и посмотрел на свет: не осталось ли там чего. И не сразу поставил её на стол, а покрутил в руках, ещё раз посмотрел на свет и, убедившись, что в бутылке не осталось и капли, шумно и почти трагически вздохнул.
— Водочки бы, — тихо попросил сына.
— Не, водочки нельзя. Теперь, я думаю, и вина, и пива нельзя будет пить. Я так и капли в рот не возьму. В Каслинской разговоры слышал: будто от спиртного Россия погибает. Если вас, пьяниц, не остановить, так казаки и совсем сопьются, а за ними и бабы. Так что, отец, давай зарок дадим: не пить больше. А я тебе работу найду. Там, в Каслинской, две фермы наладили, работники нужны.
Отец встревожился; в глазах его даже страх появился. Как это не пить? — говорил он всем своим существом. Да разве можно такое?..
А сын продолжал нагнетать страху:
— У нас на хуторе кто самый старый человек?.. Кажется, дед Амвросий? Так я к нему пойду сегодня, расскажу, как дед Гурьян приказ на трезвость отдал. И наш дед такой приказ отдаст. Он же знает обычай казаков. У нас извечно так: если старик сказал — выполняй. А не то, выведут на холмик, где домик Степана Разина стоял, и при всем честном народе плёткой отстегают.
— Ну-ну! — возвысил голос Николай Степанович. — Не вздумай у меня. А то я живо!..
— А чего живо-то? Да ты посмотри на себя: ты уж и ребёнка одолеть не сможешь, а не то что меня. О тебе же хочу порадеть, да о таких, как ты. Вас-то, выпивох, много на хуторе. Спасать вас надо. Вот и пойду к старику.
Вениамин решительно поднялся и направился к двери. Отец к нему. И этак тихо, с покорностью в голосе:
— Вень!.. Дай на бутылочку.
— Нет, отец. С пьянством будем кончать. Мне жениться надо, а как я тебя такого невесте покажу? Да она испугается и не пойдёт за меня. Ты посмотри-ка на себя в зеркало. На кого ты похож?..
Вениамин хлопнул дверью и направился к деду Амвросию.
Дед Амвросий жил посредине хутора возле холма, на котором стоял домик Степана Разина. Ему было сто два года, но он держался на ногах, в любую погоду и в любое время года работал в саду, а если и не в саду, то обязательно что-то делал. Старуха его давно умерла, два сына и дочь жили в городе, звали его к себе, но он говорил: пока я ещё не старый, буду жить у себя. Возле дома у него висела рельса, и он два-три раза в год собирал хуторян, давал распоряжения. Давно им сказал, чтобы землю не продавали и цыган из хутора прогоняли. Но, видно, из-за этого его национализма Тихон Щербатый и прислал администратором на хутор залетевшего на Дон из каких-то краёв нерусского человека по имени Хасан. Хасан этот жил на хуторе один, но в конторе сидел редко, а всё больше ошивался на районном рынке, где у него было много родственников и друзей.
Чубатого дед встретил у калитки, спросил:
— Чего тебе?
— В Каслинской был сбор, дед Гурьян приказал казакам не пить.
— Ну? А они?..
— Не пьют.
— Хорошо. У тебя труба есть?
— Нет у меня трубы.
— Ну, тогда ударь в рельсу.
Вениамин с радостью принялся колотить в рельсу. И колотил долго, и сильно — так, что могучие звоны далеко катились за Дон.
Люди сходились. И скоро на холме, с которого Разин начинал свой грозный поход по земле русской, уж сошлись стар и мал — весь хутор. Возле деда, как всегда, стояли два казака: один пожилой и бородатый Василий, а другой молодой, угрюмый и молчаливый Григорий.
Старик церемоний не разводил, он сказал:
— В Каслинской взялись за ум, бросили пить, живут по-божески, а мы?.. Хуже, что ли, их?..
Казаки и казачки замерли, и даже дети стояли тихо. Дед Амвросий повернулся к Василию, затем к Григорию. Тихо проговорил:
— Передайте приказ: водку не пить!..
Кто-то крикнул:
— А пиво? А самогон?..
Дед уточнил:
— Ничего не пить. Только воду из колодца. И молоко.
Василий трубным голосом повторил приказ.
Дед продолжал:
— Бабам рожать.
Василий и эту команду повторил:
— Бабам рожать!..
Народ зашевелился, послышался смешок, женские голоса. А дед подавал новую команду:
— Землю не продавать.
Василий орал:
— Землю не продавать.
В этот момент невдалеке от деда остановился автомобиль. Из него вышел Хасан. И дед, увидев его, Василию:
— Хасану ехать домой.
Хасан заверезжал:
— В чём дело? Зачем такой спектакль?
Дед Амвросий не удостоил его взгляда, проговорил:
— Не уедешь — будем пороть плетью.
Эту команду Василий и Григорий уже проорали вдвоём — и особенно громко:
— Не уедешь, будем пороть плетью!..
Народ стал расходиться. Чубатый и Николай Степанович возвращались домой вместе. Сын сказал: