— Вот и с Елью так подружились… Она в Трентино росла… Растёт, наверное, ещё. Только уже не она…
Мы с дедом глядели на банку не отрываясь. Не знаю, был ли Сергий в курсе этой истории, они, как-никак, с Древом знали друг друга больше и лучше остальных. Но, судя по его озадаченному лицу, итальянская Ель была в новинку и для него.
— Валь-ди-Фьемме у подножья Альпийских гор. Изумрудные луга, заповедные леса. Она росла в одном из таких. Песни ветра в её ветвях приходил слушать сам Николо Амати. И учеников своих приводил потом…
Я беспомощно перевёл взгляд на Сергия.
— Скрипичных дел мастер великий, виртуоз. У него учились Гварнери, Штайнер и Страдивари. Про Страдивари-то хоть слыхал? — пояснил он мне снисходительно по «прямой связи», чтобы не мешать Древу предаваться воспоминаниям.
Я с новым, значительно бо́льшим вниманием посмотрел на бокал вина. Который принёс нам Ваня в Твери, в ресторане отеля «Пушкин». Да, такого «Визита к Минотавру» тут ждать было неоткуда, но вот поди ж ты.
— Это она научила Амати понимать и чувствовать структуру дерева. Потому и пели его скрипки совершенно по-своему. Каждая по-своему. Плесни-ка, Серый, ещё, раз уж пошёл такой разговор.
Хранитель бережно развёл ещё и осторожно, по вилочке, влил в банку. Мы ждали продолжения истории, и на крутивших пальцами у виска местных нам было совершенно наплевать.
Осина рассказал и о Ели, и об Оливе, и о Каштане с озера Гарда. Про последнего добавлял Сергий — он видел величественное дерево живым, ещё до первой мировой. Которую Каштан не пережил. И я даже не старался представить, сколько же всего помнили и знали эти существа. И поговорка про «пень бесчувственный» теперь воспринималась совершенно по-другому. Если остро переживать гибель каждого друга — долго не протянуть. Но чтобы так, как Осина, достоверно и ярко всё помнить, и не сойти с ума — это нужно, конечно, сверхъестественной сущностью быть. Как Древо.
— Скажи, а вот те маленькие пять штучек, которыми нас Вяз угостил — это чего такое было? — не удержался я от вопроса, пока Сергий, снова по вилке, доливал в банку остатки разведённого вина.
— Такого тоже не было давно. Очень давно, — Ося говорил неторопливо, размеренно. — Если по-вашему, по-простому, то это один из самых сильных в мире иммуномодуляторов вкупе с редкими аллелями двух генов, с уникальными теломерами.
Если это было по-нашему, по-простому — то я, получается, был не наш.
— Болеть не будем, и жить станем, пока не надоест, если уж совсем примитивно, для некоторых, — пояснил Сергий, заслужив от меня благодарный кивок. Ладно, на их фоне примитивным быть не стыдно. Остальные-то вообще, выходит, элементарные.
— Клетки Вяза, как и любого Древа, могут влиять на продолжительность жизни людей и её качество, — Ося вещал, как из президиума. — Серый верно сказал, все известные сейчас болезни вам больше не страшны. У вас теперь иммунитет — как у дерева, образно говоря. И из болячек страшны пожар, топор и короеды. Но вам, как многомобильным, это угрожает несильно. — Вот же злопамятный какой.
— И стареть вы будете по-другому, — подключился Хранитель. — Обычно встреча с Древом добавляет от пятидесяти до ста годков жизни. Но там клетки другие и дозировка явно не такая. Подарок Вяза, думаю, раза в три мощнее будет.
— Если не в пять, — подтвердил Ося.
Я крутил в руке бокал с коньяком. Пытаясь как-то уложить в голову неожиданную мысль, что могу прожить триста лет. Если не пятьсот. На ум почему-то упрямо лезла черепаха Тортила, как потенциальная ровесница. И ещё споры второго ранга, которые лишили мир уникального учёного, а мне только чуть-чуть морду пощипали. И то, что, если всё сложится удачно, мы не только Павлика в первый класс проводим, но и на летающих машинах покатаемся, и в отпуск на «Флостон Парадайз» слетаем, как Корбен Даллас.
— Мужики, айда на троих, а? — мысли о непостижимо далёком будущем прервала невнятная речь командированного, который успел отлипнуть от стола и добраться до нас, перехватываясь, как ленивец или очень медленный гиббон, по спинкам стульев. На подбородке у него блестел маслом кусочек огурца, а в уголке рта торчала веточка укропу.
— А то сидите, как сычи, молча, да на банку свою пялитесь, ладно бы — с закусью, — продолжал «наводить мосты» Венец Творения, царь природы, человек разумный. По задумке.
Но тут гравитация, бессердечная, как всем известно, включилась в игру и придала истории динамику. Стул, стоявший между мной и Хранителем, на котором практически висел гражданин, внезапно встал на дыбы. Ну, ладно, не встал, а только попробовал. Но командированному хватило. Его закрутило вокруг своей оси, завернув спиралью мягкие ноги. А рука, резко ускорившись и пытаясь поймать что-то важное, например, точку опоры, метнулась змеёй к банке с Осиной внутри.