— Хорошо у вас получается, — похвалил Арсений музыкантов. — Возьмете к себе в бременские…
И тут из ванной послышались крики.
— Бейте меня по ушам! Бейте меня по ушам! — голосил из-за закрытой двери Энгельс.
Открыв дверь, Арсений увидел Энгельса, который, полуголый под струей холодной воды, сидел там, где раньше была ванна, и блевал, едва реагируя на окружающую действительность. Рядом среди разбросанного инструмента валялся пустой инсулиновый шприц.
— Идиот! — Арсений скинул с себя куртку, бросил ее стоявшей позади Джулии: — Держи.
Он выключил воду, положил Энгельса на бок.
— Дыши, сука! — Обернулся: — Марат Васильевич, есть что-нибудь давление поднять? Мезотон, кофеин, бляха-муха… Ладно, что я говорю…
Арсений выскочил из ванной комнаты. Забежал в санузел, где на полке среди всякого хлама он заметил коробку с рыбацкими снастями. Достал оттуда большую блесну и быстро вернулся к Энгельсу. Вытащил ему изо рта язык и, проткнув его блесной насквозь, пришпилил к подбородку:
— Дыши, сука!
Вновь положив Энгельса на бок, Арсений принялся колотить его кулаками по спине, стимулируя надпочечники и пытаясь заставить их выработать нужный для организма гормон.
— Джулия, тряпку поищи какую-нибудь и в воду ее холодную сунь! Побыстрей, ага! — заговорил Арсений на ее языке. — А ты дыши, дыши, придурок…
— Извините, Марат Васильевич, я сам от него этого не ожидал, — спустя некоторое время обратился к клиенту Арсений, одновременно набирая по телефону доктора Шкатуло.
Он вкратце разъяснил другу ситуацию, и тот пообещал через некоторое время перезвонить, чтобы определиться, куда Энгельса везти. Тем временем Джулия прибрала в ванной за Энгельсом, самого его выволокли в комнату, прикрыли какой-то ветошью, и теперь он лежал на полу с холодной тряпкой под затылком, дышал ровнее и пугал пространство расширенными зрачками.
— Я все понимаю, ребятки. Сам через это прошел. Сын… который в Токио, этим делом баловался. Слава богу, успел его вытащить, чего и вам желаю. Может, в первую его, в Кащенко? У меня там товарищ хороший…
— Спасибо, Марат Васильевич, сейчас вроде сами определимся. Вот-вот должны перезвонить. Простите, бога ради, еще раз, — извинился Арсений.
— Да ладно, ерунда. И долго этот судак мороженый будет с блесной в пасти лежать? Сам такое придумал или видел где-нибудь? — облегченно вздыхая, спросил хозяин квартиры, указывая на Энгельса.
— Сам. Видел. Так — обычная процедура. Сейчас, Марат Васильевич, вернем вам вашу снасть, — улыбнулся Арсений.
Он нашел среди инструмента кусачки, отделил у крючка цевье, вытащил блесну и вернул владельцу.
— Еще послужит. Счастливая, хоть уже и не тройник на конце.
Арсений попросил Джулию поискать в карманах у Энгельса паспорт бедолаги. Паспорта не оказалось. Вместо него нашли дозу упакованной в полиэтилен отравы, которую тут же смыли в старый ржавый унитаз.
Перезвонил Шкатуло:
— Вези в семнадцатую, на Варшавку. В реанимации Семеныча спросишь, он в курсе. Ждет. И пусть ваш этот додик заяву по дороге напишет, чтоб после процедур его подлечили месячишко, а то потеряете его как личность. Да вообще на хер потеряете.
Арсений перезвонил на объект Марксу, рассказал ситуацию, сообщил адрес больницы, куда нужно было срочно привезти паспорт брата.
— Если срочно, то у меня свой с собой. Делов-то! — сообщил близнец.
— И правда.
…Джулия и Арсений одели Энгельса. Дорогим французским одеколоном обработали ему рану на подбородке, и, заклеив ее куском пластыря, поволокли больного к выходу.
— Можно, я с вами, ребятки? — спросил Марат Васильевич. — С вами весело.
— Будем очень рады, — ответила Джулия.
Коля Йогнутый
— Быстро ты, хлопец, оклемался, — через два дня, увидев Маркса у себя в ванной комнате, удивился Марат Васильевич.
Хоть он мельком и видел Маркса в приемном отделении наркологической клиники, все равно с ходу не разобрался, что к чему. Брат больного недавно закончил объект и был срочно переброшен на квартиру Марата Васильевича. Хозяин с пониманием отнесся к сложившейся ситуации и даже посодействовал в деле выздоровления несчастного Энгельса. После того как больного прокапали, сняли в реанимации с вязок и напичкали подавляющими мозговую активность препаратами и витаминами, Марат Васильевич созвонился со знакомыми медицинскими светилами, и Энгельса перевели в другую больницу. Там при помощи специальной комплексной терапии больному сохранили печень и личность и через три недели вернули в социум крепким розовым пупсом со стойким иммунитетом ко всем наркотикам, кроме никотина.
…Как раз к моменту выхода Энгельса из лечебницы облицовочные работы в квартире Марата Васильевича были закончены, малярные тоже подходили к концу. Джулия пока так и не решилась кинуться в объятия заказчика и допустить его к телу, хотя всей женской душой тянулась к этому веселому и доброму человеку и грустно вздыхала, маясь мутными сомнениями. Своего бойфренда — охранника — она уже отшила, последовав примеру Марата Васильевича, отправившего в отставку всех своих куртизанок. Оба теперь были свободны, как птицы небесные. Ситуация была непростой и требовала взвешенного подхода. Джулия даже посоветовалась с Арсением, что он думает на этот счет? Арсений ничего умного ей не сказал, отделавшись банальными словами, что в таких делах разумней всего полагаться на сердце, и нагло козырнул позаимствованной из дальних источников фразой, что если Джулия всерьез думает о браке, то любовь еще не основание для замужества. Джулия обозвала его циником. Арсений против такой характеристики возражать не стал.
На недолгом совете с близнецами и Джулией денег за работу с Марата Васильевича Арсений решил не брать. Все прекрасно понимали, что лечили Энгельса не просто так. Виновнику было объявлено, что с Джулией и братом он рассчитается потом, по мере того, как поднакопит средств и ума. Энгельс не возражал, а вот Марату Васильевичу такой расклад пришелся не по душе:
— Ребятки, вы меня за фраера залетного полагаете? Пургу вистуете? Не морочьте мне голову, я не в убытке. Договор есть договор. И пусть вас не волнуют мои счеты с лепилами. Я внятен? — тихо и веско, перейдя на полублатной арго, сказал он Арсению на кухне. Потом добавил: — Завтра смету ко мне на рояль…
— Благодарю за работу и компанию, — попрощался Марат Васильевич, когда бригада, собрав инструмент, покидала его квартиру. — С вами, сударыня, — обратился хозяин к Джулии, галантно целуя ей руку, — мы еще споем, не так ли?
— Несомненно, ага, — присев в реверансе, ответила его возлюбленная.
Присутствующим стало ясно, что все у них еще только начинается.
— И тебе не болеть. — Марат Васильевич пожал руку Энгельсу. — А узнаю, что заболел, к тебе приедут мои люди и закопают живьем в ближнем Подмосковье.
— Спасибо, — ответил ему Энгельс.
— И еще, ребятки, — уже обращаясь ко всем, напутствовал Марат Васильевич, — заходите в гости. Так, без всякой причины. Буду рад вас видеть. Ну, и звоните, если вдруг трудности какие…
— Это он серьезно? Что приедут, закопают? — тихо спросил Энгельс, когда клиент захлопнул дверь.
— Да, — с максимальной серьезностью, подавив улыбку, ответил ему Арсений.
То, что бригада расширяется и испытывает нехватку в квалифицированных кадрах, Энгельс помнил еще до того, как выпал из реальности в мир иллюзий. Поэтому, выйдя на ремиссию и решив хоть чем-то быть для бригады полезным, во время прогулок на свежем воздухе расклеил где только можно по лечебнице объявления о приеме на работу мастеров-облицовщиков, указав в качестве контакта номер своего отделения и палаты.
В первый же вечер на объявление откликнулись четыре кандидата. Двоих Энгельс сразу же забраковал по причине полного слабоумия, третьего — из-за нетрадиционной сексуальной ориентации, а вот с четвертым, представившимся Колей Образцовым, обнаружил почти полное единство во взглядах касательно профессии и рок-музыки. Они долго беседовали в курилке, рассказывая друг другу профессиональные байки и обсуждая причины, которые привели их на больничную койку.