Иногда, в моменты задумчивости, она размышляла о его бесконечном терпении, и ей не хотелось его злить. Но пришел день, когда она все же вызвала его гнев. Это случилось рано утром. Ланса не было дома — он отправился в Лондон по делам о ее наследстве. Напряжение внутри Гейл нарастало постепенно, пока распорядок дня, который составил ей Ланс, не довел ее до срыва. День начался с появления сиделки, пришедшей будить Гейл в половине восьмого на занятие плаванием, и тогда Гейл стала кидать в нее книгами, журналами и всем, что попалось под руку. Она провела все утро в кровати в глубокой депрессии, беспрерывно куря, отказывалась есть и видеть кого-либо. Пол в комнате был завален грудами вещей, которыми она запускала в слуг, включая свежие фрукты, валяющиеся раздавленными около двери.
Днем она заснула тяжелым сном и была разбужена скрипом резко открывшейся двери. Ее сердце затрепетало, когда Ланс шагнул через порог и наклонился, чтобы подобрать что-то под своими ногами. Это был подарок сиделки из больницы — маленькая куколка. В мертвой тишине он огляделся вокруг, обнаружив, что стоит посреди ужасного хаоса. В комнате были разбросаны книги, журналы, рассыпаны конфеты, даже ваза с розами была опрокинута набок, поскольку Гейл в сердцах чем-то запустила в нее. Он приподнял брови, что могло означать немалую степень удивления. Но в следующий миг Гейл, увидевшая выражение его лица, поняла, что он в ярости. Дрожа, она смотрела, как он идет к ней и, прервав молчание, с пугающей вкрадчивостью говорит:
— Забавляемся? Отказываемся от еды и никого к себе не подпускаем?
— Уходите! — резко выкрикнула она. Внезапный испуг, возникший при его неожиданном появлении, пропал, и ее охватил гнев. Он посмотрел на нее, положив темнокожую куколку на столе возле насыпи из окурков. — Я устала от вас и вашей лечебной методики. Какая от нее польза? Никакой. Я не могу ходить. Я никогда не буду ходить, так оставьте меня одну. Я ненавижу всех, и больше всего я ненавижу вас, когда вы несете меня на руках, дотрагиваетесь до меня!
Возле его рта залегла жесткая складка, а выражение темных глаз заставило ее вздрогнуть. Он сел на кровать лицом к Гейл и, бесцеремонно наклонившись вперед, положил свою руку ей на талию.
— Вы все еще очень испорченная девушка, не так ли? Знаете, как наказывают всех испорченных девушек, если они хороши собой?
У нее перехватило дыхание, и она вжалась головой в подушку, когда его лицо приблизилось и заслонило ей свет. Гейл увидела темные блестящие глаза, окруженные длинными упругими ресницами, точеные ноздри и испугалась.
— Коснитесь меня, и я буду кричать, — с угрозой сказала она.
Он сощурил глаза:
— Вам не нравятся мои прикосновения, правда?
Прежде чем она смогла понять его намерение, он схватил ее руки и жестко впился ей в губы. Гейл показалось, что минута тянется бесконечно. Он продолжал наказывать ее беспощадными поцелуями, его губы скользили вниз по ее шее к груди, возвращаясь снова к губам. Когда наконец он отстранился, Гейл необходимо было отдышаться — ей не хватало воздуха.
Ланс также тяжело дышал, когда наконец освободил ее и поднялся на ноги, челка упала ему на лоб.
— Ведите себя плохо, и вы будете снова наказаны. Вы вправе быть невежливы со мной, но я не допущу плохого обращения со слугами. Они выполняют свою работу. Вы поняли? — Он взглянул на гору окурков. — И курите меньше, иначе я перестану давать вам сигареты. Неудивительно, что вы отказались от пищи!
Хлопнула дверь, и все затихло. Гейл лежала, вздрагивая от унижения и ненависти. Больше всего она боялась именно такой ситуации — беспомощна и зависима от мужчины, который питает к ней ответную ненависть. Мужчины, который собирается изменить ее, чтобы она сама не узнавала себя.
Она думала о тех днях, когда была счастлива. Почему ее отец погиб? Горячие слезы хлынули из глаз, и Гейл зарыдала о своем собственном безнадежном существовании, которое уготовила ей судьба.
С горечью она обвиняла ненавистного Ланса в лишении ее последних радостей жизни, свободы жить, как ей хочется, и делать то, что желает. Он лишал ее индивидуальности, делал более уязвимой и более несчастной, чем она когда-либо была.