— Я? Просто жара так на меня влияет. Забудем это, бабушка.
Но Полли Пемблтон не могла. Она не узнавала свою внучку, которая прежде была веселым, озорным ребенком.
— Может быть, разговор по душам тебе поможет? — вкрадчиво спросила она.
Гейл не ответила, тогда Полли решила, что мудрее будет не говорить больше на эту тему. Она высказала свое мнение, теперь ей остается с надеждой ждать, принесет ли это результаты. Следующие несколько дней она была занята подготовкой к празднованию двадцать первого дня рождения Гейл. Чтобы не стеснять полковника, Полли Пемблтон решила снять помещение в одной из лучших гостиниц Танжера для настоящего празднования.
Гейл не испытывала энтузиазма, приличествующего в преддверии торжества в ее честь. Это был первый день рождения без отца, и она боялась его. Гейл надела чудесное платье из лимонно-миндального с зеленым отливом шелка. Оно обтягивало ее стройную фигуру, а туфли изумительно сочетались с золотым поясом филигранной работы местных мастеров.
— Ты прекрасно выглядишь в этот знаменательный день, моя дорогая, — нежно произнесла Полли Пемблтон.
Зал, заказанный для вечеринки, был красиво украшен экзотическими цветами, которые вереницей стояли на столе и у стен по периметру комнаты. Гейл встречала гостей с улыбкой, стараясь не думать о своем одиночестве, приветствовала знакомых и незнакомых. Погруженная в свои мысли, она машинально пожала руку, протянутую высоким мужчиной, вдруг вздрогнула, словно от электрического разряда.
— Ланс! — вскрикнуло скорее ее сердце, а не рот. Его темные глаза заглянули в изумленные синие Гейл.
— Удивлены? — прозвучал любимый глубокий голос. — Желаю всех благ.
Удивлена? От счастья она не могла говорить!
— Почему вы не сообщили мне о вашем дне рождения? — Он сопроводил эти слова хорошо знакомой улыбкой.
Догадываясь, что сейчас она похожа на влюбленную школьницу, Гейл обрадовалась появлению бабушки.
— Рада вашему приезду, Ланс. Мой муж с нетерпением ждал встречи с вами, — сказала она, целуя его в загорелую щеку. Затем увела к тому месту, где ее муж и полковник Шеард пили вино с друзьями.
Видимо, бабушка послала ему телеграмму и он приехал из чувства долга. В отчаянии Гейл почти желала, чтобы он оставался там, далеко-далеко, и ненавидела его за пробуждение ее дремлющих переживаний. Она почти сожалела, что не открыла бабушке правду относительно их брака, но Гейл знала, как ей будет нелегко вынести выражение разочарования на лицах ее близких.
Ланс сел рядом с ней во главе стола, а бабушка и дедушка по бокам. Так или иначе, забыв о своем горе, Гейл пришлось улыбаться весь вечер, выслушивать тосты и говорить благодарственную речь. На один момент она чуть не потеряла своего видимого спокойствия — когда она задула свечи на пироге, Ланс, обхватив пальцами ее руку, стал резать пирог.
Гейл приглашали на каждый танец. Кружась по залу, она избегала смотреть в ту сторону, где сидел Ланс и говорил с бабушкой и дедушкой, которые были чрезвычайно довольны.
Приближался конец вечеринки, когда он наконец подошел к ней и учтиво поклонился.
— Не пора ли и мне пригласить вас? — сказал он спокойным тоном.
Хотя Гейл и готовила себя весь вечер к столкновению с ним, все оказалось напрасным. Стоило ему только подойти, как кровь застыла у нее в жилах. Гейл дрожала. Танцевать с ним, чувствовать его руки, обвивающие ее талию, вдыхать свойственный ему одному запах! Это было чересчур!
— Мне кажется, я уже устала, — промолвила она.
Он приподнял брови:
— Тогда можно прогуляться по террасе. Там тепло, вы не замерзнете.
Они незаметно вышли из зала. Гейл украдкой смотрела на его широкие плечи и гордый поворот головы. Как он красив, как мужествен. Зачем ей нужно, чтобы он был далеко, если она все равно несчастна от этого? Конечно, быть с ним рядом — сущая пытка, но это сладостная пытка, которую она сможет переносить.
В конце террасы Ланс прислонился к колонне и открыл портсигар. Гейл отказалась от сигареты, а он закурил, всматриваясь в даль залива. Стояла чудесная ночь под темно-синим куполом неба, мерцающим бесчисленными звездами над залитой лунным светом бесконечной водной гладью. К аромату цветков растущего рядом дерева примешивался запах табачного дыма. Гейл знала, что когда-нибудь будет вспоминать этот вечер.
Она подошла к каменной балюстраде, стараясь успокоиться — ей хотелось быть столь же холодной и собранной, как он. Ей пришло в голову, что он хорошо выглядит, очевидно, высыпается, а не мучится бессонницей, как она. Гейл решила заговорить первой, чтобы подавить волну боли, накатившую на нее.