Исаак (в сторону). Честное слово, та молодая девица была права - у нее действительно скорее вид матроны! Ах, какое счастье, что мои чувства направлены на ее имущество, а не на ее особу!
Дуэнья. Сеньор, отчего же вы не садитесь? (Садится.)
Исаак, Простите, сеньора, мне трудно опомниться от удивления перед... вашей снисходительностью, сеньора. (В сторону.) Ямочки у нее, как у дьявола, это правда!
Дуэнья. Я охотно верю, сеньор, что вы удивлены моей приветливостью. Я должна сознаться, что была глубоко предубеждена против вас и, назло отцу, начала поощрять Антоньо. Но дело в том, сеньор, что мне совсем иначе описывали вас.
Исаак. А мне вас, клянусь душой, сеньора.
Дуэнья. Но, когда я вас увидела, я была поражена, как никогда в жизни.
Исаак. То же было и со мной, сеньора. Я, со своей стороны, был поражен, как громом.
Дуэнья. Я вижу, сеньор, недоразумение было обоюдным: вы ожидали найти меня высокомерной и враждебной, а я привыкла считать, что вы маленький, смуглый, курносый человечек, невзрачный, нескладный и неловкий.
Исаак (в сторону). Ей-богу, жаль, что ее портрет не так похож, как мой!
Дуэнья. А у вас, сеньор, такая благородная внешность, такая непринужденная манера себя держать, такой проникновенный взгляд, такая чарующая улыбка!
Исаак (в сторону). Ей-богу, если к ней присмотреться, то она вовсе не так уж безобразна!
Дуэнья. В вас так мало еврейского и так много рыцарского. Исаак (в сторону). И в звуке ее голоса, несомненно, есть что-то приятное.
Дуэнья. Вы меня извините, если я нарушаю приличия, расхваливая вас в глаза, но мне трудно совладать с порывом радости при таком неожиданном и приятном открытии.
Исаак. О дорогая сеньора, позвольте мне поблагодарить эти милые губы за их доброту! (Целует ее. В сторону.) Да у нее основательный бархатистый пушок, ничего не скажешь!
Дуэнья. О сеньор, у вас обольстительные манеры, но, право же, вам нужно удалить эту противную бороду. А то целуешь как будто ежа.
Исаак (в сторону). Да, сеньора, бритва была бы полезна обоим нам. (Громко.) А вы не согласились бы мне что-нибудь спеть?
Дуэнья. Очень охотно, сеньор, хотя я немного простужена... Хм! (Начинает петь.)
Исаак (в сторону). Поистине виргинский соловей! (Громко.) Сеньора, я вижу, вы действительно простужены... Умоляю вас, не утруждайте себя...
Дуэнья. О, мне нисколько не трудно. Вот, сеньор, слушайте. (Поет.)
Если в первый раз
О любви рассказ
Слышит дева из страстных уст,
Как она бледна,
Как дрожит она,
Как ее румянец густ!
Он ей руку тронет - бедняжка: "Ах!"
Он коснется губ - темнеет в глазах.
У нее - тук-тук!
У нее - тук-тук!
В сердечке бьется страх.
Но с теченьем дней
Меньше страха в ней,
Она все смелей глядит.
Он ей руку жмет,
Он за грудь возьмет,
А ее не терзает стыд.
Ах, скорее к нему в объятия пасть,
Повенчаться скорей, целоваться всласть!
У нее - тук-тук!
У нее - тук-тук!
В сердечке бьется страсть.
Исаак. Чудесно, сеньора, восхитительно! И, честное слово, ваш голос напоминает мне один очень дорогой моему сердцу голос, голос женщины, на которую вы удивительно похожи!
Дуэнья. Как? Так, значит, есть другая, столь же дорогая вашему сердцу?
Исаак. О нет, сеньора, совсем не то: я имел в виду мою матушку.
Дуэнья. Послушайте, сеньор, я вижу, вы совсем потеряли голову от моей снисходительности и сами не знаете, что говорите.
Исаак. Вы совершенно правы, сеньора, так оно и есть. Но это возмездье, я вижу в этом возмездье за то, что я не тороплю той минуты, когда вы мне позволите завершить мое блаженство, осведомив дона Херонимо о вашей снисходительности.
Дуэнья. Сеньор, я должна заявить вам с полной откровенностью, что я никогда не стану вашей с согласия моего отца.
Исаак. Вот так-так! Почему это?
Дуэнья. Когда мой отец, рассвирепев, поклялся, что не желает меня видеть до тех пор, пока я не подчинюсь его воле, я также дала обет, что никогда не возьму себе мужа из его рук. Ничто не заставит меня нарушить эту клятву. Но, если у вас хватит ума и находчивости, чтобы похитить меня без его ведома, я ваша.
Исаак. Хм!
Дуэнья. Я вижу, сеньор, вы колеблетесь...
Исаак (в сторону). По правде говоря, выдумка не так плоха! Если я ловлю ее на слове, я обеспечиваю себе ее состояние, а сам избегаю каких бы то ни было имущественных обязательств. Таким образом, я оставляю с носом не только воздыхателя, но и отца. О хитрая шельма, Исаак! Нет-нет, вы только дайте волю этим мозгам! Честное слово, я так и сделаю!
Дуэнья. Так как же, сеньор? Каково ваше решение?
Исаак. Сеньора, я онемел от восторга... Я восхищен вашей смелостью и радостно принимаю ваше предложение. И позвольте мне на этой лилейной руке запечатлеть мою благодарность.
Дуэнья. Сеньор, вы должны заручиться у моего отца позволением гулять со мной в нашем саду. Но ни в коем случае не говорите ему, что я отношусь к вам благосклонно.
Исаак. Разумеется, нет. Это все бы испортило. И, если уж речь идет о храбрости, положитесь на меня; в такого рода делах предоставьте мне действовать самому. Вы, не позже чем сегодня, освободитесь от его власти.
Дуэнья. Хорошо, устроить все это я предоставляю вам. Я вижу ясно, сеньор, что вы не из тех людей, кого легко одурачить.
Исаак. И в этом вы правы, сеньора. В этом вы правы, клянусь вам.
Возвращается горничная.
Горничная. Там какой-то сеньор просит разрешения поговорить с сеньором Мендосой.
Исаак. Сеньора, это один мой друг, верный друг. Попросите его.
Горничная уходит.
На него, сеньора, можно положиться.
Входит дон Карлос.
Ну как, дорогой мой? (Перешептывается с доном Карлосом.)
Дон Карло с. Я оставил донью Клару у вас в доме, но нигде не могу найти Антоньо.
Исаак. Ничего, я сам его разыщу. Карлос, душа моя, я процветаю, я благоденствую!
Дон Карлос. А где же ваша невеста?
Исаак. Да вот она, дурачок вы этакий, вот она стоит.
Дон Карлос. Скажу вам, она дьявольски безобразна!