И вот он, открыв своим ключом потаенную, ему одному предназначенную лабораторию, бледно-синим зимним вечером, когда все небо покрыто было как бы морозным налетом, зашел туда. В центре небольшого прямоугольного помещения мигал лампочками — причем никакие провода не были подведены к полуразрушенному зданию, он это помнил прекрасно, так что были это, видимо, подземные коммуникации — прибор, явно генерировавший все вокруг. То есть лес, овраг, окраина — все производилось непосредственно им, но с огромным трудом и неохотой, под грузом усталости, разочарования и всеобщей неблагодарности. Как, должно быть, уютно и радостно тут было, когда это все работало! Но теперь он работал тут один, и весь его расчет был на одинокого мальчика, который сюда забредет. Каким-то образом он учитывал все, даже и тот факт, что мать не отдавала Горбовского в интернат, он ходил в обычную школу, это уж через год он настоял на том, чтобы его отправили учиться на звездолетчика, а оттуда через год — за склонность открывать незнакомые двери — перевели его в десантники.
Но самым большим счастьем его детства было это воспоминание — о том, как он своим ключом открыл дверь к мигающему столбу из забытого эксперимента. А когда мать, уступив мольбам, пошла с ним на эту окраину — не было там уже никакого полуразвалившегося здания, потому что агрегат, видимо, передумал. Или выполнил свою миссию и отдумал себя в другое место, где, видать, был еще один будущий звездолетчик, нуждавшийся в таком парадоксальном наставлении. Вот теперь они с Диксоном сидели в похожем месте, и единственная работающая установка нуль-Т второго типа рисовалась ему такой же.
— Вы же меня предупредите, когда полетите? — попросил он Диксона.
— Разумеется. Это будет послезавтра.
— Почему именно?
— Завтра — плохое слово, все говорят себе: я пойду завтра. Я полечу послезавтра, и это наверняка. Не вздумайте ходить туда до меня — там код на двери, вы его точно не взломаете.
— Интересно, — протянул Горбовский. — Код или ключ?
— Ключи на Радуге не работают, вы же знаете, — вздохнул Перси. — Все по старинке. А код я не сам вычислил, конечно. Я же не инженер, я биолог. Мне его Постышева сказала, только никому не это самое.
— Да кому же, — протянул Горбовский. 10.
И послезавтра Диксон в самом деле зашел за Горбовским (он втайне надеялся, что Перси передумает, но Перси был такой, если уж что втемяшится — не сдвинешь), и они отправились в столовую, в которой в самом деле обнаружилась потайная дверь с кодовым замком, а за ней лестница.
— Перси, — сказал Горбовский, спускаясь. — Я не должен вам, наверное, этого говорить…
— Не должны, — сказал Перси, глуховато усмехаясь. Вообще все звуки в этой сырой темноте гасли, и собственный голос казался Горбовскому чужим, старым.