— Я-то ждал, что будет примерно как на Галиде, — признался Саблин.
На Галиде обитали и работали люди с потенциально криминальными наклонностями, планета была дикая, и осваивать ее силами нового казачества казалось соблазнительно. Однако новому казачеству надоело, охрана еле успела эвакуироваться, и теперь Галида была обитаема двумя видами хищников — ракообразными и человекообразными. При этом у ракообразных уже намечался прогресс, первые признаки расслоения и даже письменность, а гоминиды пока успешно с любым прогрессом боролись и в хорошем темпе самоистреблялись, а письменность утратили уже через три поколения.
— Да ну что ты, — сказал Камилл. — Тут некому.
— А тогда что?
— Тут была дуга, выступ, — объяснил Камилл. — Примерно как в Курске, такая Курская аномалия. В Курске всегда аномалия, надо исследовать.
— Уже, — кивнул Саблин.
— Вот все интересовались, чего их тогда — ну, тогда — туда понесло. А их не понесло, их втянуло.
Саблин опять кивнул, он так и думал. История августа-24 вообще была показательна, кое-что объясняла даже триста лет спустя.
— Создается выступ, потом гиперкомпенсация. Мы, собственно, могли иметь это в виду. У нас могло получиться то же самое, но мы своевременно…
— Нас было всего тринадцать, так что вряд ли.
— И тем не менее, — настойчиво повторял Камилл, — и тем не менее.
«Чертова дюжина» никуда не делась, но приняла решение раствориться. Столь радикальное ускорение эволюции могло привести к последствиям, которых даже они, сверхлюди, рассчитать не сумели. Прежние личности были стерты, биографии упразднены, внедрялась версия о массовой гибели в результате научной самоотверженности. К счастью, никто не обратил внимание на почти синхронное появление молодых и чрезвычайно талантливых специалистов в чересчур разных областях. В какой-то точке эти области, безусловно, сходились, но некому было просчитывать, как сопрягутся нуль-физика, японская морфология, американская энтомология и еще десять предельно разбросанных сфер. Камилл оказался на Радуге. Он был единственным, кто не шифровался, потому что в силу некоторых анатомических последствий эксперимента вынужден был всегда носить шлем.
Все они периодически собирались в первые годы после эксперимента, но заметили, что опротивели друг другу до последней возможности, и потому теперь не виделись без крайней необходимости. Теперь такая необходимость была.
— Я склонен был думать, — сказал Саблин, — что это все-таки последствия нуль-Т. Какая-то сверхмасса.
— Никакой сверхмассы. То есть масса была, и даже критическая, но не в эксперименте. Они посылали и больше, только без шума.
— То есть, — сказал Саблин не утвердительно, а вопросительно.
— Нуль-физика вообще ни при чем. Нуль-кабины через двадцать лет будут стоять на каждом углу. Еще пара лет работы, потом адаптация, и транспорт исчезнет.
— Но тогда, — Саблин встал и прошелся по диспетчерской. — Тогда. Тогда.
— Тогда надо искать причину в чем-то, отличном от нуль-физики.
— Издеваемся, да?
— Ничуть не бывало. Просто вспомни, что случилось с утра в день катастрофы.
— Ничего, — буркнул Саблин и вдруг сел. У древних было выражение «так и сел», и с ним случилось именно это.
— Горбовский прилетел, — сказал он радостно. Открытия всегда приносили ему радость, даже если это были мрачные открытия.
— Ну, не только Горбовский, — пояснил Камилл. — Не только. Еще Валькенштейн, Диксон.
— Они точно не…?
— Нет, раньше здесь никто из них не появлялся.
Все они по-прежнему улавливали идеи друг друга, иногда им не мешали и космические расстояния. Это не была телепатия — телепатии, как и телепортации, не существует; это было существование в одном темпе, так называемая первая сверхчеловеческая скорость, как шутил один из них, когда-то биохимик, ныне балетмейстер.
— Х-хо! — сказал Саблин. — То есть скопилась, иными словами, критическая масса идеальных людей, и тогда…
— Я не сказал бы, что идеальных. Сам Горбовский показался мне даже недалеким.
— Да тебе все…
— Не все. Вязаницын явно умней. Жена Вязаницына еще умней Вязаницына.
— Но не Диксон же?
— Чисто интуитивно — Валькенштейн. Мне в его брюзгливости послышалось что-то наше. Что-то снисходительное.