Вот он теперь со всей душой, с полной готовностью помочь, адаптировать, вытащить из депрессии наблюдал так называемых детей Габы — но эти дети, числом десять, совершенно не нуждались в его услугах. Они не просились к родителям — хотя родители изводили комиссию требованиями немедленно их выдать на руки; они знай переглядывались и посмеивались. Это не были кукушата Мидвича, не были мутанты, которых чудесно и ужасно преобразила Волна, — или, верней, она преобразила их кардинально, но отбросила не назад и не вперед, а в сторону. Уже по первым секундам общения Ли Синь — как-никак один из ведущих профи в своем деле — уловил телепатические сигналы, которыми они обменивались; сигналы были невербальные, не фразированные, не иероглифические — это были именно перепасовывания усмешек, скептических и временами брезгливых. Им было смешно. На взрослых они смотрели как на юных недоумков, надеявшихся спасти их со спасательной шлюпки и бросить обратно в свою ледяную воду. Они были вне человечества и не желали вернуться.
— Так что вы делали в убежище? — осторожно расспрашивал Ли Синь.
— Там был дедушка, старичок, — широко распахивая прозрачные глаза, с хорошо разыгранным простодушием говорила девочка Соня, и в тоне ее было издевательство. Так говорили дети в самых плохих фильмах.
— Где?
— В лесу, в норе. В глубине норы. — Она округляла глаза и мелодраматически ахала. — Он дал нам орешков.
— Вы их съели или что-то сохранилось?
— Что-то сохранилось, — сурово говорил мальчик Илья. — После чего съели.
— И что? — заинтересованно, однако тоже очень фальшиво говорил Синь.
— И с тех пор нас ничто не радует, не интересует, — пояснял мальчик Саша, которому было семь, а говорил он как сорокалетний. — Ничто не может нас теперь привлечь. И когда мы смотрим на вас, — говорил он, не пугаясь, а именно расчетливо пугая, — мы видим в углу его. Ааааа!
Он показывал пальцем в угол. Дети дружно ахали и хохотали. Ли Синь никому тут не был нужен со своей любовью, ему как бы говорили, что пошел бы он вон. Им было прекрасно в коллективе, они ни на что не жаловались.
— Да-да, — скучно говорил он. — И он скалит зубы и говорит вам: выплюнь да разотри.
Он прекрасно знал этот рассказ. Он другого не понимал: откуда они знали? В школе им не читали этого.
— Ты не понимаешь, — вдруг серьезно сказал мальчик Сережа. — Тебя тут не было.
То, что они называли Ли Синя на ты, было тоже неправильно. В Детском учили говорить на вы с незнакомцами.
— Хорошо, меня не было, — кротко соглашался Ли Синь. — А вы были. Что теперь с вами не так?