Например, он делал пробные закупки. Если проводить аналогию, он сперва осторожно трогал воду озера ногой, прежде чем погрузиться в него с головой. Но как он выбирал это озеро? Он с упорством золотоискателя искал точки входа, линии наименьшего сопротивления. Он видел то, чего не видел я — такой напрашивался неутешительный вывод. При всем моем старании трейдера из меня не выходило. Я освоил лексику, имел общие представления о том, как все работает, в какие бумаги можно вложиться без особого риска — но и только.
В отличие от меня Джесси работал четыре месяца как каторжный. В феврале он закрыл все сделки и уехал во Флориду удить рыбу. Я перевел дух, обозвал себя бездарем и занялся устройством нашей жизни.
У нас было достаточно денег, чтобы не «жить как свиньи», но недостаточно манер, чтобы чувствовать себя своими в обществе привередливых людей отеля Бельклер. Правда, пообщавшись с отдельными злоязычниками в общественных зонах гостиницы, я узнал, что у многих франтов, просиживавших штаны в лаунж-зоне «отсутствовали жизненные перспективы». Весь их снобизм сводился к гортензии в петлице, умению играть в бридж и вставить в речь французское словцо — к высоко задранному носу без всяких на то оснований. Избавить их от нашего общества — более чем человеколюбивый поступок. В общем, я занялся организацией нашего переезда.
Задача оказалась не из легких. Хотелось оказаться поближе к Уолл-стрит — не в Финансовом квартале, но рядом. Но рынок арендной недвижимости в ближайшей к нему округе был представлен преимущественно «домами по старым правилам» — узкими, глубоко вдающимися в глубину участка зданиями без водопровода и канализации, не говоря уже о телефоне. А квартиры лучшего типа в престижных домах на Парк Авеню не продавались или не сдавались в аренду евреям. Пришлось побегать и перелопатить массу рекламных объявлений в газетах, прежде чем удалось найти апартаменты в доме современной постройки, возведенным «по новым правилам». Четырехэтажное холостяцкое обиталище «Монтегю», симпатичный элемент привилегированного браунстауна на тихой улочке, предлагало умеренные цены по сравнению с предлагаемыми удобствами — газовые обогреватели, угольный камин в гостиной, ванну и современный туалет, почти новую мебель, а также услуги консьержа, горничной и прачки. Но без телефона. Но без предубеждения к евреям. Слишком заманчивое предложение, чтобы отказаться.
В итоге, нам досталась уютная квартирка с тремя спальнями черного ореха, неплохо смотревшимися на фоне кремовых стен, плюс большая пурпурная гостиная, позволяющая славно скоротать зимний вечерок у очага. Топился бы он дровами, а не углем, был бы рай.
Не успели мы обжиться на новом месте, в город неожиданно вернулся Джесси. Этот наркоша финансового рынка позабыл про тунца, про свою новенькую яхту, как только ему в руки попалась газета. Забросив удочки в угол, он сел на ближайший поезд до Нью-Йорка. Он снова увидел то, что прошло мимо моих глаз — возможность.
— Я рано вышел из игры, — корил он себя за ланчем, поглощая цыпленка маренго и не замечая изысканного вкуса этого замечательного французского бутерброда. — Столько прибыли упущено из-за неверного вывода о том, что достигнуто дно.
— Но акции и правда растут, — возразил я.
— Это мы еще посмотрим! Я стал продавать «Анаконду».
— Давно?
— Перед своим отъездом из Флориды.
— Но ее же бумаги перли вверх еще три дня назад! Опять озарение?
Джесси не стал отвечать, ограничившись вопросом:
— Сам-то чем занят?
— Я предпочитаю консервативную манеру. Онкольные займы[1], — честно признался в том, что был и остался лузером. Там, где отчаянные игроки умудрялись прокрутить свой бакс пять раз на дню, я довольствовался ссудным процентом.
— Не мой стиль, — ухмыльнулся Джесси.
С первого же дня он бросился в бой, не брезгуя даже кратковременными займами у меня. И потерпел полное фиаско. Его оценка ситуации строилась на том, что рынок созрел для большого потрясения. Но рынок стоял. Колебался, но так и не сел ни в медвежий, ни в бычий экспресс. Ливермору не доставало средств его обрушить. Зимние успехи вскружили ему голову, подарили ему ложную надежду на то, что он всемогущ. К лету он все-таки смог отыграть потери, плюнул на все и собрался во Францию на отдых.
— Джесси, я тебя умоляю: вернись к октябрю в Нью-Йорк, — воззвал я к нему со всей страстью, на какую был способен.