На меня обрушился шквал негодования и гром вперемежку с градом в виде попреков. Кто-то пытался со мной поторговаться. Кто-то взывал к христианскому милосердию или кричал о своих детях, которых я выброшу на улицу. Но большинство просто развернулось и ушло в зал, чтобы снова потолкаться у Денежного Столба или в очередной раз попытать счастья в брокерских конторах.
Ожидаемо. Все просчитано заранее. Когда проблематично даже получение собственных денег в банке, когда люди продают места в очередях, которые выстроились у дверей финансовых организаций, когда на Бирже денег нет — физически отсутствуют, — игроку, чтобы выполнить свои обязательства, приходится прибегать к крайнему средству — продавать свои акции частному лицу. Даже те, которые использовались в качестве залога. Если применить аналогию Джесси, передо мной сейчас были мыши под колпаком, лишенные воздуха. У них только два варианта: или умереть, или глотнуть воздуха через протянутую мной трубочку, отрубив взамен правую лапку.
А кому легко? Что они хотели, придя сюда — в здание, где на одного счастливчика приходится десяток неудачников? Выслушивая бесконечные упреки, я равнодушно отвечал:
— Что же вы не возмущались, когда Хайнц неделю назад хотел заставить медведей покупать акции «Купер» по цене в три раза дороже обычной?
— Отти плохо кончил, — кричали мне в ответ.
— Плевать! Советую поспешить — предложение ограничено!
Как и думал, не прошло и получаса, к нашему столу потянулись ходоки. Сперва с предложением акций второго эшелона и дисконтом в 50 процентов. Потом с куда более вкусными офертами. Я был непреклонен.
— Как говорил мой дед, — обратился я к братьям Блюм, чувствовавшим себя крайне дискомфортно под сотнями осуждающих взглядов и желавшим поскорее унести отсюда ноги, — не нуза торопиза. Скоро приползут и сами все предложат.
Я оказался прав. Стоило первому согласиться на мои условия, процесс, как любил говаривать первый и последний президент СССР, пошел.
К полудню все завершилось. Деньги закончились, остались жалкие крохи. Зато в саквояже пристроилась внушительная стопка акций ведущих компаний САШ, типа «ЮС Стил», «Стандарт Ойл» и прочая со всеми необходимыми передаточными надписями.
Очень вовремя, надо сказать. Президент Биржи мистер Томас, обеспокоенный отсутствием наличности, обратился за помощью к Джи Пи — к всесильному Моргану, который не сказал «нет».
— Передайте брокерам, деньги будут. Банки помогут.
Через полчаса, как я закончил раздевать спекулянтов до трусов, мистер Томас сделал сенсационное заявление о щедрости банковской верхушки города. Сперва все возликовали, наверняка, многие помянули меня недобрым словом, но затем снова приуныли. Денег-то как не было, так и нет. Словами председателя Биржи невозможно рассчитаться по обязательствам. Котировки неуклонно стремились вниз, чем безбожно продолжал пользоваться Джесси.
Поднявшись в контору, я рассказал ему о своей проделке.
— Тебя разорвут, — хихикнул Джи Эл.
— А тебя?
— По крайней мере, я не свечу лицом. Но нет худа без добра: с помощью твоих акций мы можем значительно увеличить кредитное плечо.
— Сколько мы заработали?
— На бумаге порядка трех миллионов.
Сумма меня поразила.
— Может, нужно остановиться?
— Зачем? Удача сама прет в мои руки.
И он продолжил яростно рубить фондовый столб американской экономики, а щепки чужих банкротств по всей стране летели в разные стороны. С фатальными последствиями для многих…
Через два часа в контору вбежал клерк.
— Представитель Моргана лично у Денежного Столба раздает расписки на получение денег в банках Нью-Йорка! Кризис преодолен!
— Черта с два! — вскричал Ливермор. — Сколько бы не влили сейчас денег, все равно будет мало, чтобы преодолеть кризис. Могу продолжать валить и валить рынок столько, сколько будет возможным. Я чувствую себя богом.
Из кабинета выглянул встревоженный Хардинг.
— Джей Эл. Мне звонил из конторы Моргана чех Холик. Очень влиятельное лицо. Он просит тебя остановиться.
— Пошли его далеко и надолго! Когда эти большие дяди трижды стригли меня как овцу, никто и не почесался им сказать: ребята, Джи Эл — хороший парень. С ним нельзя так поступать.
— Он говорил о патриотизме, об ответственности перед страной, — неуверенно промямлил Хардинг.
Джесси лишь хмыкнул.
— Достаточно, приятель, — не выдержал я. — Пора закрывать лавочку.
— Ты можешь покинуть лодку в любую минуту. Акции не положишь на депозит?
— Нет. Заберу с собой.
Он странно на меня посмотрел. Не осуждая за бегство. Иначе. Но промолчал.