— В каком смысле интересуетесь? — решил осторожно уточнить.
— Лучше покажу. Ехать недалеко, в Пасадену.
— Погнали!
Меня привезли к дому Игрока (или просто фамилия владельца была Гэмбл?). Что сказать? Мне понравилось. Как выразился проф, автор проекта отказался от всяких искусственных финтифлюшек и предоставил природе украшать дом так, как она украшает скалы. Сочетание дерева и камня, нависающих низкоскатных крыш, похожих на грузинские кепки торговцев гвоздиками, обилие зелени. Неплохо, неплохо! Но не хватает изюминки.
— Это и есть творчески переработанный стиль прерий, — удивил меня Эбинезер. — С добавлением японских элементов. Райт из Чикаго — гений!
— В принципе, мне направление нравится, — признался я. — Но с оговорками. Гонтовые крыши — мимо. Только черепица. Никакого дерева — только камень или декоративный кирпич. И хотелось бы нечто вроде внутреннего дворика — с фонтаном, мраморной плиткой и рядами апельсиновых деревьев, бугенвиллией и розами.
— Я же говорил: пуэбло! — вновь вмешался «ученик». — Ему нужен патио!
— Эклектика! — возразил проф. — Ранчо в неоиспанском стиле.
— Эээ… — вмешался я. — Зачем ранчо?
От меня отмахнулись как от надоедливого москита. «Ученики» оказались борзыми и в споре с Эбинезером не стеснялись ни в выражениях, ни в хватании за грудки.
— Эй-эй! Горячие архи! — растащил я спорщиков, когда осознал, что мое терпение на исходе. Откуда только у этих интеллектуалов берется кретинская привычка нести всякую чушь разной степени благоглупости? — В споре рождается истина, а не синяки! Быть может, послушаем мои мысли про то, что мне нужно?
— Вот! — заголосил проф, спугнув охранников дома, устремившихся было к нам проверить, что за чудики устроили потасовку у ворот приличного дома. — Как верно заметил Салливан, «форма следует функции».[1]
Я изложил свою концепцию «функции».
— Будет непросто! — тут же пришли к согласию непризнанные гении, мечтавшие за мои деньги забраться на свой арх-Олимп.
— Главное, чтобы вышло крепко! — сразу предупредил я, памятуя о лос-анджелесских землетрясениях в будущем и о недавней трагедии Сан-Франциско.
— Что-что, а строить на века — это наш конек! — уверили меня творцы будущих ревущих 20-х, чью творческую карьеру наверняка помножит на ноль Великая депрессия, а веру в силу бетона и стали — силы природы.
Отчего-то терзали меня неясные подозрения, что зодчие, на которых пал мой выбор, несколько увлеклись. Пусть тешатся, лишь бы трещины не пошли по стенам через год. И подвал не затопило, а дом не дал усадки.
«И попрошу, — решил я, — чтобы чикагцы провели экспертизу проекта. Все по-взрослому! Хорошо, что нет у меня домашней пилы с вопросом „куда деньги дел?“. Для себя, любимого, строю. И для парней».
… Для братьев Блюм, по моей задумке, предполагалось возвести не только совместный со мной дом, но и парочку иных зданий. Автосалон на выезде из Лос-Анджелеса на границе с округом Ориндж и большой кинопавильон в самом Голливуде, который должен был заложить основу для будущей супер-пупер киностудии от «Найнс энд Блюм бразерс индастри». Такие были планы. Казалось, более чем реальные. На нефтевышках удалось сбросить текучку на техасцев из «Святого сахара», контролируемых Зигги. Джим Гиббсон и Стив Перри оказались отличными ребятами, и наше бизнес-партнерство крепло день ото дня. Пришла пора двигаться дальше.
«Как там говорят биржевики? Диверсици… Ну, кто придумал такое заумное слово? Попадись мне в руки, оторвал бы ноги! — заглянул в блокнотик, который специально завел на такой случай, и прочел почти по слогам — Дивер-сифи-цироваться. Нет, чтобы по-простому: разложить яйца по разным корзинам? Мне — нефтянку более широкого профиля, чем сейчас, Осе — автосалон, Изе — кинопроизводство».
С Джо было проще. Он влюбился в тачки, в запах машинного масла, в ветер, треплющий волосы, когда втопишь педаль газа до упора, в гаечный ключ, если нужно что-то подшаманить в авто, и, конечно, в возможность прокатить с форсом девчонок.
С Изей была проблема. Увы, пока у него не проснулись нужные гены, хотя моя память услужливо мне подсказывала: именно у русских евреев обнаружилась особая склонность к американскому кинопроизводству. Айзек продюсерства пока не понял, несмотря на мои намеки. Мечтал об ином. О том, чтобы блистать на экране. Смело в бой под дуговые угольные лампы, опасные для глаз, не пасуя перед любыми трудностями. Даже перед издевательствами над рожей, которую пачкали перед съемками диким разноцветным гримом. Я имел неосторожность затащить его в павильон на Алессандро-авеню, где снимали нечто вроде «Кармен». Сам-то туда отправился, чтобы навести мосты с киношниками и поглазеть на технологию съемок. А Айзек…