— «Сталкер»! «Сталкер!» — с придыханием повторяла она название фильма. — Шедевр Тарковского! И, не скрою, — тут даже чуть покраснела, — мой любимый фильм этого гения!
Ну, пошли. Я и двое моих дружков чуть задержались. Понимая, что нас ждет, накачались пивом. Вошли минут через двадцать после начала.
— Ну, чего тут? — спросил я одноклассника, который с тоской смотрел на экран.
— Да х… их разберет! — ответил он мне в сердцах. — Уже полчаса ходят, гайки кидают!
Вот и все мои познания в великом искусстве! Пиф-паф! И только!
Но с Портером я разошелся! Было куда разойтись! Ведь, не «Сталкера» собирались снимать, а единственный более-менее знакомый мне жанр. Ну я в раж и вошел. Стал сыпать «идеями» из всех «Смертельных оружий» и иже с ними! В общем — бил из всех пушек. Эдвин только и успевал записывать, удивляясь и часто отшатываясь. Прими он все предложения, конечно, получился бы невиданный и, скорее всего, несъедобный винегрет. Но он фильтровал базар-вокзал, что я устроил. В начале «мои» некоторые идеи отбрасывал мягко, стараясь не обидеть. Потом уже не церемонился. Я же никак не мог угомониться! Наша беседа превратилась в словесный пинг-понг.
— В пропасть!
— Нет!
— Из-под брюха лошади!
— Нет!
— Выныривает из воды и стреляет!
— Нет!
— Его душат, а он ногами двух других по яйцам!
— Нет!
Ну и все в этом же духе. Я уже молчу о том, что меня так и подмывало сделать так, чтобы главный герой произнес фразу и появился титр: «Какая гадость! Какая гадость эта ваша заливная рыба!»
С чего у меня появился такой стояк именно на эту фразу, знакомую всем и каждому в моей необъятной стране — не знаю! И понимал, что не из этой оперы и что Портер опять отшатнется и уже возопит — Нееет! А все никак не мог выкинуть из головы. Зубы скрошил, сдерживая себя!
В конечном итоге, отбившись от меня и моего недержания, Портер выстроил грамотную историю, совершенно меня устроившую. А сцену с закопанным по шею Изей-Саидом принял, между прочим! (Выбор Айзека Блюма на роль главного героя был мною сразу оговорен как важнейшее условие нашего совместного с Эдвином проекта).
Я вовсе не планировал снимать «Белое солнце в пустыне». Зачем? В моем распоряжении убойная история ограбления банка, которую лишь раскрась одобренными Портером яркими деталями из просмотренных ранее фильмов будущего — и получится мегаблогбастер! Благо, что кино немое и не нужно писать крышесносные реплики-мемы или искать Эннио Морриконе начала XX века.
— Баз, где мы найдем дом-корабль? Спорить не буду: сцена, как ковбои на лошадях взбираются по мостикам, связывающим крылья здания, или как оттуда падает труп — это что-то с чем-то. Но дом?
Между прочим, эта фраза прозвучала еще тогда, на лавочке у бунгало «Спортивного дома». «Мы найдем», «Баз»… Эдвин уже тогда стал моим с потрохами.
— Придумаем, дружище. Кино не знает границ! — только и нашел тогда, что ответить.
— Нам нужен сценарий.
— Нужен — значит, нужен. В этом случае нам не обойтись без совместной работы.
Ну, и понеслись дни коллективного творчества…
Что такое киносценарий?
Портер мне доходчиво все объяснил. В немом кино, в отличие от театра, есть только действие, а сценарий — это описание его последовательности плюс титры, чтобы зрителю были понятны наиболее важные вещи.
Вроде, все просто. Я изложил свое видение сюжета. Эдвин записал, оформив по своей методе. Он так и сыпал непонятными терминами: какая-то раскадровка, параллельный монтаж с возвращением действия в прошлое…
После нескольких дней напряженного труда Портер отбросил листки на рабочий стол с выражением полного недовольства проделанной работой.
— Что не так?
— Чуть позже объясню. Давай немного проветримся.
— Можем сгонять позавтракать в неплохое местечко.
— Годится.
Из нашего бунгало в поместье миссис Северанс, где мы зависли в трудах тяжких, отправились в Санта-Клариту, в The Saugos Cafe. В невысоком здании в стиле ранчо, облицованным снаружи речным камнем, клиентура годами особо не менялась, как и меню. Хэш из солонины и французские блинчики, французские же тосты — все это я приказал подать нам вместе с литром американского кофе в одну из кабинок, отделанных деревянными панелями. Кофе так и тянуло окрестить «так называемым», но все остальное было выше всяческих похвал.