Еще майор попросил меня сообщать ему, если я собираюсь погулять по центру города, чтобы он мог обеспечить мне необходимую охрану. Я пообещал подумать над этим. Но пока я не видел такой необходимости. Вообще, во мне боролись два чувства. Одно — мысль о том, что защита ФСБ — это хорошо, я и сам планировал с ними в дальнейшем сотрудничать. Все-таки, Максим Николаевич произвел на меня приятное впечатление человека, знающего, что он делает и для чего. Второе же — ощущение того, что я под колпаком у спецслужб. Оно меня угнетало. Я понимал, что это смешно звучит. Но возможное отсутствие личного пространства, когда ты понимаешь, что каждый твой шаг, каждое твое слово может быть известно ФСБ, — это, мягко говоря, напрягает, и развивает паранойю. Вот и сейчас — я лежал в кровати и думал, что зря отсюда звонил майору. Ведь, если до этого я мог предполагать, что сотрудники ФСБ не знают мое местоположение, то теперь оно наверняка им известно. Все-таки, вести подпольную жизнь очень сложно. Надо очень многое знать, и тщательно продумывать каждый свой шаг.
Я по-прежнему был наполнен, как никогда, энергией Духа. И от нечего делать начал экспериментировать. Например, у меня все быстрее получалось формировать шарик света и запускать им в выбранную цель. Так же я пытался сделать большой шар, что-то там Хвост говорил о файерболах, но ничего такого у меня не получалось. А маленькие шарики света, брошенные в стену, не оставляли никакого следа, полностью растворяясь в ней, и насыщая стену энергией. Наконец, утомленный экспериментами, я уснул — и снова провалился в видение.
Я оказался в том же доме, что и в прошлый раз. За столом сидел целитель Зиновий, рядом с ним сидели хранитель Савелий и еще пара человек. Теперь я уже хорошо видел свечение, исходившее от них, и понял, что и остальные участники застолья — хранители. Целитель светился ярче всех, Савелий ненамного отставал, остальные хранители светились ярче обычных людей, но до уровня Зиновия и Савелия им еще было далеко. Сам целитель выглядел гораздо лучше. Было видно, что он отъелся, да и одет был побогаче остальных. В его взгляде появилась уверенность в себе и скрытая сила. Он внимательным взглядом обвел сидящих за столом и, налив себе вина из кувшина, начал разговор:
— Итак, все вы знаете, что Кутузов на военном совете получил дозволение оставить город, и с войсками двинулся в сторону Рязани. В городе осталось много раненых солдат, лечением которых руководит Савелий.
— Все так, — кивнул Савелий, — но, конечно, нас на всех не хватает. Стараемся лечить наиболее пострадавших. Тем, кому требуется неотложная помощь. Ваша кровь бы пригодилась.
— Крови пока не будет, — твердо сказал, как отрезал, Зиновий. — Я дал небольшой запас Кутузову. На простых солдат расходовать кровь глупо. Их больше десяти тысяч. Да к тому же, у нас проблемы с духовенством. Не по нраву им наше целительство. Скрываться приходится. — Целитель сильно изменился с прошлого раза. Теперь это был не забитый и замученный мужчина, а вполне уверенный в своих силах Целитель.
— Наполеон с войском уже входит в Москву, собираются занять Кремль, — подал голос один из хранителей, по одежде и осанке похожий на военного, — что будем делать?
— Дух недоволен тем, что город отдали, причем без боя. Мне удалось вчера открыть к нему дверь. Он примет меры против солдат захватчика, — все так же жестко ответил Зиновий.
— Хорошо бы, — произнес Савелий, — жить под французами мы не сможем. Вся надежда на Кутузова: соберет войско в кулак — и выгонит лягушатников из столицы.
— Тогда продолжаем все, как есть. Лечим солдат и офицеров, и следим за обстановкой, — отдал указания целитель. — Я сейчас пойду на площадь, говорят, уже оркестр выстроился, готовятся встречать Наполеона. Хоть посмотрю на него. Врага надо знать в лицо. Савелий, ты со мной? — Савелий кивнул и целитель, быстро проведя рукой по стене, открыл дверь. Я влетел в нее за ними.
Мы оказались на площади. Тут было достаточно многолюдно. Было много солдат в французских мундирах, и на лошадях. Они разительно отличались от остального, бедно одетого, народа. Все пуговицы на мундирах сверкали, сбоку висели шпаги. У некоторых за плечами висели ружья. Я услышал крики:
— Едет! Едет! — тут же стоявший невдалеке военный оркестр заиграл «Марсельезу». Солдаты окриками раздвинули народ, образовав широкую дорогу, по которой скакали конные. Во главе, в неизменной треуголке, ехал Наполеон Бонапарт. На вид ему было лет сорок-сорок пять. Гладко выбритое лицо, орлиный нос. Он смотрел свысока на людей, с несколько презрительной улыбкой. Наполеон добился своего, и сегодня, под звуки музыки, въезжал в московский Кремль.