— О! Знакомая рожа!
Пиу!
— Эй! Ты зачем это сделала?
— Что именно?
— Зачем ты его пнула?
— За дело. Этот гад в прошлый раз мой рассказик обосрал. Следующий!
— Еще один корифей жанра, мать его. У самого тиражи под миллион, а туда же.
— Сейчас у него тиражи раз в двадцать меньше.
— Да без разницы. Вот зачем ему это, а?
— Над графоманами любит глумиться.
— Сволочь!
Пиу!
— Следующий!
— Хосподя! Дедушка! Из тебя ж песок сыпется. Ручки дрожат, ножки дрожат. Иди отдохни.
Пиу!
— Следующий!
— А почему так много домохозяек бальзаковского возраста?
— Бальзаковский возраст — тридцать лет.
— А я о чем? Тридцать, пятьдесят. Полно их.
Пиу!
— Э, а почему она продолжает по клавиатуре стучать, как бешеная?
— Не знаю. Попробуй еще раз.
Пиу!
— Да что такое-то? Она только ускорилась!
Пиу!
— Слушай, твой подавитель графоманов сломался. На такое количество, наверное, не рассчитан. Может у него патроны кончились?
— У него нет патронов. Дай посмотрю… …Плохо дело.
— В смысле?
— Долго объяснять. Но, похоже, на некоторых он просто не действует. Такой принцип работы. Подавляет первичные импульсы и мешает им запускать цепочки ассоциаций. А тут у некоторых вообще импульсов нет, ни первичных, ни вторичных, никаких. Что в голову забредает, то сразу на бумаге оказывается. Как у киргизских акынов. Что вижу, то пою.
— Блин!
— Погоди, это еще не все. Видишь экранчик?
— С зелеными точками? Ну?
— Это показатели уже подавленных графоманов. Типа как звездочки на фюзеляже. Но они должны быть красными. А они зеленые.
— И что это значит?
— Это значит, что их мания уже восстановилась. И они опять карябают рассказы.
— Ты же говорил про неделю!
— Видимо, энергии подавления не достаточно.
— И что делать?!
— Снова пройти по списку…
— Как?!
— Садишься на страницу талмуда-самолета, говоришь «Предыдущий!»
— Да на кой?! Если этот твой подавитель их не подавляет?
— Ну, не знаю… Эй, ты куда?
— Здесь же сад. Огород. Должно быть что-то… А, вот! Лопата!
— Зачем тебе лопата?.. Эй! С ума сошла?!
Удары, хрипы, кровавые брызги, предсмертные вопли.
— Вот. Теперь не позеленеет. Предыдущий!
— Всё? Последний?
— Э-э… Да.
— Может остальных тоже того самого? На всякий пожарный?
— М-м… Думаю, не обязательно.
— Ну, как скажешь.
С торчащими во все стороны липкими волосами, вытаращенными глазами, покрытый с головы до ног кровью, с лопатой в одной руке и антиграфом в другой, Бухарь Заливанов напоминал какого-то нарисованного маньяка. По крайней мере, стоящее в коридоре большое зеркало было точь-в-точь картинка из комикса.
— Уа-ха-ха! — гортанно заколыхался Бухарь. — Ну что? Пора рассказик сочинять?
Дух коммерческой литературы задумчиво поскреб щетину.
— Не обязательно. Рассказик уже готов.
Бухарь повернулся к нему всем корпусом, угрожающе подняв лопату:
— Не понял.
— Ну… Э-э… Рассказ сочинялся все это время. Сам по себе. Автоматически. В зависимости от твоих… действий. Вот.
У него в руке появилась тощая пачка распечатанных листков.
Бухарь вытер липкие ладони о грязные штаны. Пролистал, оставляя кровавые отпечатки. Начал читать. Бросил. Свернул в трубочку.
— Ладно. Плевать. Хочешь сказать эта хрень порвет грелку?
Дух вытаращил глаза.
— Абсолютно!
Бухарь погрозил ему лопатой.
— Смотри у меня. Давай, забирай эту свою честь и вали отсюда. Помыться хочется.
Дух подобострастно поклонился, сложив лапки.
— Сей момент.
В дверь позвонили.
— Кого еще принесло? — Бухарь пинком распахнул дверь.
На площадке толпились негры.
— Добырый ветчер! — белозубо улыбаясь, сказал ближайший негр, в полосатом костюмчике и с букетиком.
— Добырый, добырый! — согласно закивали остальные негры.
Бухарь медленно повернулся.
— Только не говори мне, что они за оплатой.
Десять негров заулыбались еще шире.
— За опалатой, опалатой, да. Мы пришель за твоя честь, да.
— Ты мне другое говорил.
Дух виновато развел руками.
— Ну, милая моя. Я же дух коммерческой литературы. У меня все по шаблону. Совру, недорого возьму.
— Убью, паршивец, — сказал Бухарь и поднял лопату.
Дух издательства сидел у себя в кабинете и играл в танчики.
Стол у него был дубовый, паркет — дубовый, панели на стенах — того же материала, да и сам он имел вид основательный. Лысина, нос в прожилках, старомодный клетчатый костюм и галстук бабочкой.