— Это рубящий коготь туманного призрака, — произнес Завен. — Я отрезал его у одного из их касты воинов на Юпитере после того, как он всадил его мне в сердце. К тому моменту, как я вышел из апотекариона, мой легион уже ушел вперед, и я на какое-то время оказался в Воинстве Крестоносцев. Прискорбно, зато у меня было время переделать рубящий коготь в дуэльный клинок. Попробуй его.
— В другой раз, — сказал Локен.
— Разумеется, — не обидевшись, отозвался Завен, забирая меч у Локена и ухмыляясь. — Слышал, как ты уложил этого гнусного мелкого ублюдка Люция. Жаль, я этого не видел.
— Все быстро кончилось, — произнес Локен. — Там не на что было смотреть.
Завен рассмеялся, и Локен заметил в его взгляде блеск — восхищенный или оценивающий.
— Не сомневаюсь. Ты должен как-нибудь мне об этом рассказать. Или, может, померяемся клинками во время путешествия?
Локен покачал головой.
— Тебе не кажется, что перед нами достаточно противников, чтобы не искать их в собственных рядах?
Завен вскинул руки, и Локен тут же раскаялся в сказанном.
— Как пожелаешь, — произнес Завен, и его взгляд метнулся на шкафчик Локена. — А что ты сохранил?
— Ничего, — ответил Локен, моргнув, чтобы отогнать остаточный образ тени в капюшоне в задней части отсека. Его сердце забилось быстрее, и на лбу проступили бусинки пота.
— Брось, все что-то сохраняют, — ухмыльнулся Завен, не замечая недовольства Локена. — У Рубио есть его маленький гладий, у Варрена — топор лесоруба, Круз хранит побитый старый болтер. А у Каина… какой-то грязный инженерный инструмент. Расскажи, что ты сохранил?
Локен захлопнул шкаф.
— Ничего, — произнес он. — Я всего лишился на Исстване Три.
Если не считать того раза, когда он лишал невинности жену единокровного брата, Рэвен всегда ненавидел башню Альбарда. Она располагалась в самом сердце Луперкалии и представляла собой мрачное сооружение из черного камня и листов меди. Город пребывал в трауре, на каждом окне висели черные флаги и знамена со сплетающимися орлом и нагой. Возможно, покойный отец Рэвена и был ублюдком, но, по крайней мере, таким ублюдком, который заслужил уважение своего народа.
Рэвен медленно поднимался по лестнице, никуда не торопясь и смакуя кульминацию своих устремлений. За ним следовали Ликс и его мать, которым так же не терпелось окончательно реализовать этот великий момент.
В башне было темно. Сакристанцы, приставленные заботиться об Альбарде, утверждали, что его глаза в состоянии выносить лишь самое тусклое освещение. Соглядатаи Рэвена докладывали ему, что Альбард никогда не отваживался покидать верхние покои башни, его держало безумие с нечастыми проблесками угасающего рассудка.
— Надеюсь, он в здравом уме, — произнесла Ликс. — Если он погружен в безумие, не будет никакой потехи.
Казалось, слова сестры-жены вышли прямо из мыслей Рэвена, как это часто и бывало.
— Тогда тебе лучше настроиться на разочарование, — сказал Рэвен. — Наш брат редко и имя-то свое вспоминает.
— Он будет в здравом уме, — произнесла мать, со скрипом и механической неуклюжестью поднимаясь по ступеням.
— Почему ты так в этом уверена? — спросил Рэвен.
— Потому что я это видела, — отозвалась она, и Рэвен счел за лучшее не сомневаться в ее словах. Весь Молех хорошо знал, что консорты-поклонницы посвящены во многие тайны, но лишь Рыцарям Луперкалии было известно, что представительницы дома Девайнов в силах видеть события, которым лишь предстоит произойти.
Супруги-поклонницы Девайнов сохраняли эту способность на протяжении тысячелетий, не давая разбавлять гены своего дома кровью низших родов. Рэвена удивило, что Ликс не видела того же, что и ее мать, однако он не разбирался в этих тонкостях.
Кебелле Девайн, его матери и супруге-поклоннице дракайне его отца, было уже по меньшей мере сто лет. Ее муж отвергал косметические омолаживающие процедуры, считая их проявлением тщеславия, однако Кебелла с удовольствием их применяла. Ее кожа была прижата к черепу, словно натянутый пластик, и хирургически скреплена с причудливым головным убором, похожим на орудие кошмарных пыток для черепа.
За Кебеллой следовала пара сгорбленных сервигоров биологис, связанных с ней множеством шипящих шлангов и питательных трубок. Оба были лишены зрения при помощи яда и оснащены множеством имплантированных контрольных устройств, а также булькающих и посвистывающих цилиндров с питающими гелями, составами против старения и восстанавливающими культурами клеток, изъятых у выращенных в баках новорожденных.