Выбрать главу

— Возможно, — отозвался Аксиманд (ему не хотелось строить домыслы относительно мотивов магистра войны остаться на Двелле). — Скоро узнаем.

— Мы должны двигаться, — произнес Кибре. — Война набирает обороты, а мы бездействуем.

Абаддон остановился и ткнул рукой в центр нагрудника Головореза.

— Думаешь, будто знаешь о ходе войны больше, чем твой примарх?

Кибре покачал головой:

— Конечно, нет. Я просто…

— Первый урок Морниваля, — сказал Аксиманд. — Никогда не решай за Луперкаля.

— Я за него и не решал, — огрызнулся Кибре.

— Хорошо, — произнес Аксиманд. — Значит, сегодня ты усвоил нечто важное. Может быть, магистр войны нашел то, что ему было нужно, а может, нет. Может быть, мы получим приказ о мобилизации, а может, нет.

Кибре кивнул. Аксиманд видел, как тот силится обуздать свой бешеный нрав.

— Как скажешь, Маленький Хорус. Расплавленное ядро Хтонии, что горит в каждом из нас, бурлит во мне сильнее, чем во всех остальных.

Аксиманд усмехнулся, хотя это прозвучало непривычно. Мышцы двигались под кожей немного иначе.

— Ты говоришь будто о чем-то плохом, — заметил он. — Просто не забывай, что пламя полезно, когда его контролируют.

— В большинстве случаев, — добавил Абаддон.

И они двинулись дальше.

Пересекали высокие сводчатые вестибюли с рухнувшими колоннами и залы с изрешеченными болтерами фресками, где раньше было поле боя. Воздух гудел от вибрации зарытых генераторов и имел привкус, как в бальзамировочной мастерской. Между фресок, изображавших кобальтово-синих воинов легиона, которых приветствовали гирляндами, на вмурованных пластинах были выложены сусальным золотом десятки тысяч имен.

Захороненные мертвецы Мавзолитики.

— Похоже на Проспект Славы и Скорби на «Духе», — сказал Аксиманд, указывая на мелкие надписи.

— Его так не называли с Исствана, — фыркнул Абаддон, даже не взглянув на имена.

— Пусть некрологистов больше нет, — вздохнул Аксиманд, — однако он такой же, каким был всегда: место памяти о мертвых.

Они поднялись по широким мраморным ступеням, с хрустом ступая по раздробленным остаткам опрокинутых статуй, и вышли в поперечный вестибюль. Аксиманд проходил его вдоль и поперек с боем: вскинув щит, высоко подняв клинок Скорбящего и расправив плечи. По локоть вымокнув в крови.

— Опять замечтался? — спросил Абаддон, заметив крошечную заминку.

— Я не мечтаю, — бросил Аксиманд. — Просто размышляю, как нелепо, что армия людей смогла мешать нам тут. Когда вообще смертные создавали нам при встрече хлопоты?

Абаддон кивнул.

— В Граде Старейших сражалась Цепная вуаль. Они меня задержали.

Дополнительных слов не требовалось. То, что какая-то армия — смертных или транслюдей — смогла задержать Эзекиля Абаддона, красноречиво говорило о ее отваге и умениях.

— Однако в конечном итоге все они умерли, — произнес Кибре, когда воины прошли под огромной погребальной аркой и углубились в могильный комплекс. — Будь то Цепная вуаль или обычные солдаты, они стояли против нас строем, и мы перебили их всех.

— То, что они вообще стояли, должно было намекнуть нам, что нас ждет что-то еще.

— В каком смысле? — спросил Аксиманд, уже зная ответ, но желая услышать его.

— Люди, которые сражались здесь против нас, верили, что смогут победить.

— Их оборону организовывал Медузон из Десятого Железного, — сказал Аксиманд. — Можно понять, почему они ему верили.

— Такую стойкость смертным придает лишь присутствие легиона, — продолжил Ноктюа. — Имея рядом военачальника Десятого легиона и истребительные команды Пятого легиона, они считали, что у них есть шанс. Считали, что смогут убить магистра войны.

Кибре покачал головой.

— Даже если бы Луперкаль попался на их очевидную уловку и явился лично, он бы с легкостью убил их.

Скорее всего, Кибре был прав. Невообразимо, чтобы всего лишь пятеро легионеров смогли прикончить магистра войны. Даже с учетом эффекта внезапности мысль, будто Хоруса можно повергнуть наскоком группы убийц с клинками, казалась смехотворной.

— Он обманул пулю снайпера на Дагонете и избежал мечей убийц на Двелле, — произнес Абаддон, пинком опрокинув гравированную урну, украшенную расколотой Ультимой. — Должно быть, Медузон пребывал в отчаянии, если решил, будто у Шрамов есть шанс.

— Именно в отчаянии он и пребывал, — отозвался Аксиманд, ощущая зуд на восстановленном лице. — Просто представь, что было бы, добейся они успеха.