Они стояли неподвижно, никому не хотелось нарушать молчание и взаимную близость. Ее кожа была мягкой и напомнила Локену один миг его жизни. Когда он был юн и невинен, когда любил и был любим. Когда он был человеком.
Локен вздохнул и выпустил руку Мерсади.
— Я должен вызволить тебя отсюда, — сказал он.
— Ты не можешь, — ответила она, убирая ладонь.
— Я один из избранников Малкадора, — произнес Локен. — Я отправлю сообщение Сигиллиту и позабочусь, чтобы тебя вернули на Терру. Я не позволю, чтобы ты гнила здесь еще хоть минуту.
— Гарвель, — сказала Мерсади, и он замер от того, что она назвала его по имени. — Они меня отсюда не выпустят. Я долго пробыла в самом сердце флагмана магистра войны. Людей казнили за меньшее.
— Я за тебя поручусь, — произнес Локен. — Гарантирую твою лояльность.
Мерсади покачала головой и скрестила руки.
— Если бы ты не знал, кто я такая, если бы не делился со мной своей жизнью, захотел бы ты освобождать кого-то вроде меня? Будь я чужой, как бы ты поступил? Выпустил? Или оставил бы в заключении?
Локен шагнул вперед.
— Я не могу просто оставить тебя здесь. Ты такого не заслуживаешь.
— Ты прав, я этого не заслуживаю, однако у тебя нет выбора, — ответила Мерсади. — Ты должен меня оставить.
Ее рука потянулась погладить голый металл его доспеха без знаков различия. Тонкие пальцы прошлись вдоль оплечья и по изгибу наплечника.
— Странно видеть тебя в этой броне.
— У меня больше нет легиона, — просто сказал он, злясь на ее сознательное желание оставаться в этой тюрьме.
Она кивнула.
— Мне говорили, ты умер на Исстване, но я не поверила. Я знала, что ты жив.
— Ты знала, что я выжил?
— Да.
— Откуда?
— Мне сказала Эуфратия.
— Ты говорила, не знаешь, где она.
— Не знаю.
— Тогда как…
Мерсади отвернулась, словно не желая озвучивать свои мысли из опасения, что он станет над ними смеяться. Она наклонилась, чтобы подобрать с пола рядом с матрасом дарственный футляр. Когда она обернулась, Локен увидел, что ее глаза влажны от слез.
— Мне снилась Эуфратия, — произнесла Мерсади. — Она сказала мне, что ты придешь сюда. Знаю, это звучит нелепо, но после всего, что я видела и пережила, это нормально.
Злость покинула Локена, ей на смену пришло гулкое чувство беспомощности. Слова Мерсади затронули что-то глубоко внутри него, и он услышал тихое дыхание третьего, призрака тени в комнате, где никого не было.
— Это не нелепо, — ответил он. — Что она сказала?
— Она велела мне отдать тебе это, — произнесла Мерсади, протягивая коробочку. — Чтобы ты ее передал.
— Что это такое?
— Нечто, когда-то принадлежавшее Йактону Крузу, — отозвалась она. — Нечто, в чем, как она сказала, он снова нуждается.
Локен взял коробочку, но не стал ее открывать.
— Она велела напомнить Йактону, что он больше не Вполуха, что его голос услышат лучше, чем кого-либо другого в легионе.
— Что это значит?
— Не знаю, — сказала Мерсади. — Это был сон, а он не похож на точные науки.
Локен кивнул, хотя в том, что он слышал, было мало смысла. Как и в том, чтобы отвечать на призыв к войне, послушавшись мертвеца.
— Эуфратия говорила что-нибудь еще? — спросил он.
Мерсади кивнула, и слезы, наполнив ее глаза до краев, полились по щекам, как вышедшие из берегов реки.
— Да, — всхлипнула она. — Она велела попрощаться.
Глава 8
ПОЖИРАТЕЛЬ ЖИЗНЕЙ. ПРОТИВОСТОЯНИЕ. НАДЕЖДА НА ОБМАН
На палубах апотекариона «Стойкости» царил холод, от голого металла смердело бальзамировкой. В воздухе висела дымка от едких химикатов, а в ретортах между потускневшими железными столами, подвешенными криотрубками и стойками с хирургическим оборудованием с шипением пузырились в чанах ядовитые жидкости.
Мортарион уже провел здесь слишком много времени; то были полные боли дни после нападения затаившихся убийц Медузона. Словно забальзамированного короля Гиптии, его завернули в противосептический покров, омыли регенеративными припарками, и его сверхчеловеческому метаболизму потребовалось всего семь часов, чтобы исцелить наиболее сильные повреждения.
Отделение терминаторов Савана Смерти сопровождало его по искусственно охлаждаемому помещению, спокойно держа в руках свои жатки. Почетные стражи примарха, чтобы поразмяться, с легкостью перекидывали с одного плеча на другое лежащие на них огромные косы. Даже на флагмане они не полагались на удачу.