- Скотина! - процедил сквозь зубы Наталь.
Гнев отступил. Голову посетило осознание. Наталь только что своей же рукой «сломал» цель их визита. Пнул лежащего лекаря и, услышав не то сопение, не то ворчание, порадовался, что хотя бы не убил того. Что ж, раз этот человек не в состоянии помочь его брату, Наталь сделает все сам. По крайней мере, сейчас ему это не казалось таким уж сложным. Вокруг было полным-полно разнообразных склянок и флаконов с мелкими бирками: в какой-то из них наверняка имелось подходящее снадобье! Стянув свой плащ с плеч, Наталь свернул его в подобие мешка, потом стал сваливать в него все склянки по очереди.
Наталь успел опустошить целую полку прежде, чем услышал странно прерывистый голос Эйнеке:
- Я ценю твою запасливость, братец, но я уже взял то, что мне нужно! - молвил младший брат. - Возьми только те три пузыря на нижней полке, и оставь рядом с любезным лекарем плату! Думаю, еще трех монет ему хватит.
Обернувшись на голос брата, Наталь увидел, что тот смеется, вернее сказать, ржет через каждое слово.
- Не хочу, чтобы кто-то счел это за грабеж! У нас и так могут возникнуть некоторые… мм… трудности со стражей! - наконец отсмеявшись, закончил Эйнеке.
Наталь несколько секунд смотрел на брата. Перед его глазами промелькнул весь минувший день. В момент, когда полуэльф побежал бить лекаря, он, похоже, все-таки уронил Эйнеке с плеч. Тот вряд ли ушибся. Судя по тому, какой он был радостный, ему даже не больно. Просто… почти половина Венца Зимы прошла зря, потому что Наталь проиграл спор, да еще и по собственной глупости!
Не сдержавшись, он хлопнул себя ладонью по лбу и отчаянно-зло зарычал.
***
Ночь густой глубокой синью окутала Хладберг, однако спокойнее и тише не стало. Скорее наоборот, праздничная кутерьма разрослась и набрала силу. Как огромный спрут, Венец Зимы впустил свои щупы-лапы в каждый двор, дом, сердце. Люди высыпали на улицы. Шум, издаваемый пестрой толпой, оглушал и душил. Близость живых тел как пугала, так и будоражила Эйнеке. Одна часть его существа сжималась и содрогалась всякий раз, когда чуяла чужую близость, ловила случайные прикосновения, взгляды, улыбки. Там, где вырос Эйнеке, никогда не было такого многолюдья, и даже десятилетия, проведенные в оживленных человеческих городах, не привили ему привычки к подобным сборищам. Другую часть Эйнеке можно было описать одним-единственным словом: «охотник».
Даже будучи сам наполовину человеком, Эйнеке все равно инстинктивно чуял в людях добычу. Он улавливал пышущее тепло чужих тел, ощущал биение крови и магии (голод… голод возвращался!) в жилах, остро реагировал на звуки и запахи, издаваемые потенциальной «едой». И совершенно не мог сосредоточиться на празднике. К тому же разум… здравый смысл!.. О, у них всегда находились причины не делать этого!
Пир во время чумы - нельзя есть, пить и радоваться, когда кто-то там далеко страдает, когда в мире так много жестокости и несправедливости! Взять хотя бы семьи хладбергских лесорубов, обездоленные сатиром. Как можно веселиться, зная, что за стенами города десятка два семей оплакивают родных – убитых взбешенным лесным чудищем мужей, жен и детей? А еще жадность… Жадность тоже не давала покоя. Нечто внутри Эйнеке никак не хотело мириться с некоторыми очевидными и чрезвычайно неприятными фактами относительно почти любого празднества. Например, всякий праздник, в том числе и Венец Зимы, – это бессмысленные траты для одних и слишком легкий способ обогатиться для других. Эйнеке не хотел быть тем, на ком наживутся, да и вся эта праздничная чрезмерность и расточительность ему не нравилась – казалась иррациональной, отчасти бессмысленной.
А впрочем, неважно! Несмотря на шум и кутерьму вокруг, а также на все прочие обстоятельства, полуэльф испытывал некоторое удовлетворение от нынешнего Венца Зимы. Расстроенная рожа Наталя и сладкое осознание собственной победы (пускай маленькой и такой глупой, ведь получена она была в столь нелепом споре!) грели душу. Особенное удовольствие Эйнеке доставляло осознание того, что ему не пришлось даже прилагать усилий, чтобы выиграть – брат сделал все сам. Он просто поддался чувствам, впал в ярость и тем самым дал Эйнеке возможность. Пока Наталь увлеченно мордовал пьяного в дрова лекаря, Эйнеке (причем без угрозы ушибиться или хоть как-то пораниться!) соскользнул с широких братских плеч и даже успел немного пошарить на полках.
Запас лекарств на целую луну вперед, да еще и по вполне приятной цене. В качестве трофея три бутылки с настойкой. Одну из них Эйнеке методично опустошал, то и дело отхлебывая из горла и попутно думая о том, что делать, если лекарь поутру вспомнит-таки, кто его «обидел». Нехорошо выйдет, если он обратится к страже, да и та неловкая ситуация с драконом…
«В Пустоту это все! - Эйнеке сделал очередной глоток: горькая жидкость обожгла глотку. - Будем решать проблемы по мере их возникновения! Тем более этот городишко кое-чем обязан нам с братом, да и плату мы тому пьянице оставили. Все честно!».
Идти теперь приходилось на своих двоих. Лекарство только-только начало действовать, а вот выпитый поутру отвар звездолиста почти отпустил. Потому Эйнеке теперь считал настойку необходимым топливом для успешного возвращения домой. И трех бутылей вроде бы должно было хватить…
Заметив забитый до отказа кабак, Эйнеке остановился. Спонтанное желание. Очередная идея. Улыбка тронула губы. Тратиться по-прежнему не хотелось, да и людское сборище не привлекало, но… но… но…
«Этого не так уж много… - Эйнеке глянул на бутыль в своих руках. - Еще надо. Чтобы и сейчас, и на завтра осталось!» - рассудил его захмелевший разум.
Эйнеке сделал шаг в сторону приоткрытой двери, морально приготовился толкаться и пихаться в попытке протиснуться внутрь заведения.
- Эйнеке? - тогда же послышалось из-за спины.
Полуэльф обернулся. Наталь. Ну конечно же!
- Идем, Нат, выпьем водки! - позвал младший старшего, а после, подумав, великодушно добавил:
- Я заплачу!
Наталь было двинулся следом (колокольчики он с себя так и не снял, а потому те нелепо звенели в такт), но вдруг остановился, замялся. Буквально за мгновение лицо его успело несколько раз сменить выражение. Сначала была скорбная и потерянная мина, затем радостно-заинтересованная, как у услужливого пса, подозванного любимым хозяином, и снова скорбно-потерянная. Эйнеке нахмурился. Наталь же сказал каким-то уж слишком жалобным тоном:
- Давай лучше пойдем домой, братишка? Не в настроении я водку пить!
Эйнеке поджал губы. Нахмурился сильнее.
- Тем более у нас вон пойло лекаря есть! - кивком Наталь указал на полупустую бутыль в руках Эйнеке. - Нечего монеты тратить зря!
Эйнеке качнул головой: слышать со стороны брата отказ (тем более в таком благом деле, как спонтанная пьянка!) он не привык, но гневный рык сдержал. Младший близнец круто развернулся и зашагал прочь от кабака. Наталь, низко опустив голову и вперив взгляд в устланную снегом землю, поплелся следом.
Разрозненные злые мысли растекались в уме. Не осталось никакого удовольствия и торжествующей радости. Эйнеке то и дело метал косые взгляды на старшего брата. Его безрадостная физиономия… беспокоила! И мешала наслаждаться недавней победой. Желание пить погасло в Эйнеке само собой. Сделав последний глоток из бутыли, полуэльф скривился и сплюнул: настойка и впрямь больше не шла.
Тем временем густые темные тучи пожрали безупречную синь ночного неба, и снова сыпанул снег. Сначала мелкий, колючий и надоедливый, затем крупный, пушистый. Здоровенные хлопья кружились и медленно опадали на прохожих, дома и землю. Они стали путаться в волосах и ресницах. Тая, делали одежду сырой и холодной, а плащи тяжелыми. Разгулявшийся люд, впрочем, это не особо расстроило и уж тем более не остановило.
В снежной пелене замелькали яркие цветные огни: синие, алые, желтые и зеленые. Шипение, хлопки и раскатистый грохот предшествовали каждой новой вспышке. Большие пышные цветы пробивались сквозь белые снежные клубы, набухали и раскрывались огненные бутоны, а после разрывались по небу россыпями новых звезд.