— «Дело не в этом!» — немного успокоившись, проговорила Бея и вытерла с лица слезы. — «Я боюсь, что сама веду себя неправильно. Мне кажется, я влюбляюсь в него!» — вздохнула она, закрыв ладонями глаза. — «Смотрю на него, и у меня всё внутри дребезжит, трясется. Слово сказать не могу! Это как у тебя с лекарем, аж голова кругом».
— «Ну…» — снова протянула Присцилла, прикусив нижнюю губу и как-то неловко сморщив нос. — «Я не позволяла Орла насиловать меня». — словно в упрек проговорила она, поднявшись на ноги и продолжив собирать хворост.
Так прошла еще неделя. Бея всё реже чувствовала на себе его взгляд, казалось, расстраиваясь из-за этого. И, словно желая снова проявить его интерес к себе, старалась чаще мелькать перед его глазами, но он был холоден. Казалось, не замечал её. Но однажды, выловив её у задней стены домика, снова крепко сжал в своих объятьях, прильнув губами к тонкой шее. Она, казалось, была готова разреветься от счастья, снова чувствуя тепло его тела, его крепкие руки, сжимающие её талию, губы. Но она, играючи улыбаясь, оттолкнула его, убежала. Потом он уехал на несколько дней в соседний город. И снова ей было не до сна, казалось, она скучала по нему, хотела увидеть вновь. А вернувшись, он снова не смотрел на неё, чаще ходил в лес, выискивая большого волка.
Осенний лес наполнялся яркими красками. Огненными вспышками казались листья небольших кустарников, выделяясь на фоне желто-зелёных и серых листьев. Присцилла всегда любила это время года, несмотря на частую хмурость погоды, холодные дожди. Но сегодня светило яркое солнце, играя лучами на листьях, делая их краски ярче и пленительнее, унося куда-то далеко, в другую реальность. Она брела по лесу, проскальзывая мимо деревьев, аккуратно перебирая ногами, словно стараясь быть незаметной. Но длинный подол чёрного платья, задевая опавшую листву, что покрывала землю густым одеялом, цеплял их, волоча за собой, из-за чего звук сломанных веточек и шуршание листьев звучали как дивная музыка. Она поднимала с земли желуди и орешки, особенно радуясь, когда попадалась небольшая шишка или еще не сгнивший, вполне съедобный грибочек, укладывая их в корзинку вместе с яркими листьями, что она выбирала тщательным образом. Она срывала их с дерева и, придерживая двумя пальцами за веточку, разглядывала, смотрела на просвет, словно изучая каждую жилку.
Но странные звуки пробудили в ней спящее любопытство, и, прислушиваясь, она пошла на шум. Спрятавшись за толстой берёзой, Присцилла наблюдала, как слетевший с дерева ястреб, нападая, кружил вокруг охотника, издавал истошные крики, вонзающиеся в мозг ультразвуком. И вдруг ястреб стал человеком, отобрав ружьё, он наставил его на охотника, улыбнувшись ехидной разъярённой ухмылкой. — «Давай теперь я постреляю!» — сказал тот, что был ястребом.
— «Югрим, здравствуй!» — Присцилла вышла из своего укрытия, быстрым шагом приблизившись к мужчине. Он был невысокого роста, достаточно худой, казалось, достаточно молодой, хотя было в его взгляде что-то такое, что говорило: он не молод. Торчащие в разные стороны русые волосы наполнялись черным отливом, что создавало особый эффект, словно крылья ястреба, что покрыты черными пятнышками. — «Чем занимаешься?» — но мужчина, не сказав девушке ни слова, лишь бросил в её сторону недовольный взгляд. — «Хочешь шишку?» — спросила она, протянув корзинку. — «Может, орешек?» — такой невинный, можно было даже сказать, наивный взгляд, что Присцилла сама себе бы удивилась, начинал бесить, заставляя пульсировать надувшиеся вены у Югрима на лбу. — «А еще у меня жёлуди есть!» — продолжила Присцилла, коснувшись рукой его плеча, слегка погладив коричневую кожу его куртки.
— «Что ты ко мне пристала?» — рявкнул Югрим, отвлекшись от охотника, но не спуская с него ружье.