Я подняла глаза на присутствующих, окинув всех неуверенным взглядом. Сепп, подмигнув мне, присел у изголовья сестры, крепко сжав её руки в своих ладонях, уложив её голову себе на колени. — «Прости меня, если что!» — снова вздохнула я, чувствуя, как лекарь направляет мою руку. Я опустила глаза, стараясь быть предельно осторожной. Он сделал легкий надрез, поддев край раны, направляя меня, после чего отпустил мою руку. — «О господи, прости меня!» — почти криком вырвалась фраза из моих уст. То чувство, что испытывала я в этот момент, невозможно было передать словами. То чувство, когда лезвие в твоих руках напивается кровью, следует всё глубже, всё дальше, разрывая кожу, разрывая плоть. Жуткие стоны, пронизывающие нитями боли, вонзались мне в уши, резали слух. Но я, словно упиваясь ими, словно опьяненная её болью, продолжала резать плоть. После чего, положив нож возле её ног, отошла в сторону. Казалось, я была не я, казалось, что-то сидящее внутри меня, отодвинув мой разум на задний план, заняло моё место.
Стоя в стороне, я наблюдала, как лекарь раздвигает рваную рану внизу её живота, как достает почти синего цвета ребенка, как обрезает ему пуповину. То, как Присцилла, подбежав к ним, завернув ребенка в белую ткань, разместив его у себя на коленях, присев возле огня, зашивает пупок: «Так, теперь, радость моя, я немножко поковыряюсь в тебе руками!» — Лекарь омыл руки брагой.
— «Тебе бы только поковырять во мне руками!» — еле слышно ответила Торина. Лекарь засунул снова руки в её рану, вытащив плаценту, откинув её в сторону. Я наблюдала и казалось, была совсем без эмоций. Но мои руки. Мои руки, казалось, не слушали меня, словно не мои, тряслись от вида чужой боли, а сердце молчало, словно его и не было вовсе, словно я его где-то потеряла или забыла. Или, может, оно уснуло на время, оставило меня. И вот, Орла, закончив, подал знак Присцилле, и та, отдав ребёнка в руки Бее, принялась зашивать живот сестре.
— «Не смей засыпать, детка!» — говорил Орла, гладя женщину по голове. — «Только не закрывай глаза!»
И вдруг я очнулась. Словно снова стала сама собой. Вздрогнув, отошла в сторону и, прислонившись к стене, приложив к лицу окровавленные руки, закрывая рот, зарыдала, сползая по стене на пол. — «Я убила её, я убила её?» — шептала я в беспамятстве, трясла головой. — «Я это сделала? Нет, я не смогла!» — продолжала я, но дивный, такой желанный, нежный голосок ребёнка, что заплакал на руках Беи, вернул меня к жизни, и я подняла голову. Мои глаза, переполненные слезами, засияли, и я почувствовала, как на моем лице сама собою появилась улыбка. — «Слава тебе, господи!» — выдохнула я, прекратив реветь и снова поднявшись на ноги. — «Она жива!» — А Бея, услышав мои слова, перекрестилась, схватившись за крест, что висел у неё на шее, крепко сжимая его в ладони.
— «Господь ваш тут ни при чем!» — сухо ответил Орла, вытирая кровь с рук о старое полотенце, что лежало возле расстеленной на земле скатерти, на которой лежала еда и кухонные предметы. — «Этот ребенок отмечен пернатым демоном. И его душа, и жизнь принадлежат ему. Так же, как и Торина. Каждый, кто отдает свою душу лесному духу, попадает в некое рабство, может, даже хуже».
— «Вот ты даешь!» — казалось, мой поступок вызывал в нем некое чувство восхищения. Сепп отпустил руки сестры, дождавшись сперва, когда Присцилла зашьет её живот, полив той же самой брагой, от которой исходил ужасный запах, подошел ко мне, крепко обняв. — «Ты не просто убийца, ты мясник, каких мало! Видела бы ты свои глаза, когда резала кожу. Ни за что не поверю в то, что тебе это ни капельки не понравилось!»
— «Что?» — казалось, я не понимала его слов, я вся тряслась, сходилась судорогой, словно от холода, и лишь кровь Торины на моих руках обжигала мою кожу. — «Я не могу понять, как я это сделала! Я даже не помню, как я это делала», — продолжала я шептать еле слышно.
— «Где мой ребёнок?» — словно проскулив, проговорила Торина, казалось, сдерживая себя всеми силами, старалась не потерять сознание. — «Дайте! Дайте!» — и в тот же момент Бея поднесла к ней малышку, положив матери на грудь уже спящую, сосущую большой палец на левой руке.
— «Всё хорошо, родная!» — словно промурлыкав, Присцилла упала рядом с сестрой на колени. — «Твоя подруга была права! Это и вправду девочка! Смотри, как сладко спит, словно и вовсе не мучилась, появляясь на свет!» — улыбнулась Присцилла нежно и ласково.