Пьецух Вячеслав
Духов день
Вячеслав Пьецух
Духов день
Если бы та частица триединого Бога, которая со своей стороны отвечает за pax deorum, пожелала бы пристальнее присмотреться к русскому способу бытия, то по мере приближения к нашей шальной планете ей сначала увидится отчее, восточное полушарие от Мурманска до Кейптауна и от Владивостока до Лиссабона, затем прорежутся Средиземное море, Архипелаг, Проливы, потом ударит в глаза Россия, пашни, леса, озера, положим, Тверская область, Ржевский район, мост через речку Воронку с темной фигурой зоотехника Иванова, только что проспавшегося на обочине после свадьбы и теперь размышляющего о том, возвращаться ли ему на свадьбу опохмеляться или идти домой, рядом с мостом будет деревня Углы, а вот и добротная изба, обшитая вагонкой и выкрашенная в ядовито-зеленый цвет; у среднего окошка сидит Толик Печонкин и смотрит на улицу, подперев голову кулаком.
Этот самый Толик Печонкин представляет собой круглолицего, не по-деревенски упитанного мужчину, лет пятидесяти с небольшим, который, видимо, не совсем здоров, ибо во всякое время года он носит стеганые штаны. Печонкин кладет всей округе печи, вяжет оконные рамы, мастерит двери с филенками и отличные обеденные столы, - одним словом, он человек сручный и деловой, но иногда на него нападает стих, некая непобедимая меланхолия, и тогда душа его требует праздника, как в другой раз требует покоя истерзанная душа. Эльвира Печонкина, жена Толика, женщина крупная, набожная и туговатая на ухо, сильно не любит такие дни, поскольку муж ее, случается, так усердно заливает свою тоску, что потом гоняется за ней с бензопилой по усадьбе, или, как говорят местные, по "плану".
Итак, Толик Печонкин сидит у окошка, подперев голову кулаком, а в глазах его светится непобедимая меланхолия, словно ему только что привиделся смертный сон. По полу в горнице ходит, вкрадчиво цокая, злющий петух Титан [в этих местах не всегда дают клички коровам и собакам, но всегда свиньям и петухам], любимец Печонкина, заклевавший на своем веку несколько поколений хозяйских кур, на дворе время от времени принимается брехать одноглазый кобель, окривевший по милости петуха, да сердито похрюкивает в сарае пятимесячный боров Борька.
На деревенской улице ни души. День выдался серенький, невеселый: небо белесое, на манер той краски, в какую красятся больничные тумбочки и кровати, иногда с задов налетает ветер, наводя в кронах осин серебристое шевеление, на заборе сидит ворона и от скуки покачивает хвостом. Из окошка видна заколоченная изба учительши Ковалевой, уехавшей во Ржев три года тому назад, за ней - картофельное поле, кочковатая пойма реки Воронки, сама река, заметно несущая оловянные свои воды, а за рекою - высокий сосновый бор.
- Вон Егоровна куда-то пошла! - оживясь, говорит Печонкин и тычет указательным пальцем в стекло, уже запотевшее от дыхания, сквозь которое неясно видится сухонькая старушка с детским ведерком и посошком. Интересно: куда это она направляет свои стопы?..
Что-то и петух Титан забился под табуретку, стоящую возле печки, и одноглазый кобель замолк, и боров перестал похрюкивать, и вроде бы даже остановились ходики на стене.
- Радио, что ли, заведи, - обращается Печонкин к своей Эльвире.
- Ась? - недослышит она его.
- Я говорю, радио заведи!
- Какое радио, олух царя небесного! Свету вторую неделю нет!..
Эльвира заранее сердится на супруга, ибо ей отлично известно, во что выльется непобедимая меланхолия и чем примерно закончится этот день. Наивная женщина: она предложила мужу похлебать кислого молочка, и Толик укоризненно покачал головой в ответ, давая понять, что он принимает это предложение за издевку. Эльвира протяжно вздохнула и подумала: сейчас Толик спросит, не выпадает ли часом какой праздник на этот день...
Один за другим проурчали по мосту три грузовика, ехавшие в направлении Столетова, центральной усадьбы колхоза "Луч".
- Разъездились, гады! - с сердцем заметил Толик.
Над Воронкой поднялась шарообразная стая грачей, точно грозовое облако повисло, и донесся едва различимый грай. Некоторое время туча волновалась на одном месте, а затем, несколько поредев, двинулась в сторону леспромхоза. На деревенской улице показался распоясанный солдат, которого сильно носило из стороны в сторону; в одной руке он держал надкусанный огурец, а на другую был намотан солдатский ремень с приспущенной пряжкой, в которой золотом отзывались невидимые солнечные лучи.
- Ага! - говорит Толик. - Сашке Пантелееву опять отпуск дали...
- Ась? - недослышит его Эльвира.
- Я говорю, Сашке Пантелееву отпуск дали, наверное, опять какого-нибудь заключенного застрелил. У них во внутренних войсках ведется такой обычай: если часовой застрелит уголовника при попытке к бегству, то ему дают отпуск на две недели.