Мама вздохнула.
— Я задаю себе этот вопрос каждый день.
Мой брат махнул рукой, отметая наши опасения.
— У меня всё было полностью под контролем.
Я фыркнула.
— Я удивлена, что ты рисковал получить перелом черепа. Это испортило бы всю… штуку, которая у тебя там происходит, — я помахала руками вокруг его головы, указывая на его растрёпанные волосы. Они всегда торчали в разные стороны.
— Да, у меня потрясающие волосы. Спасибо, что заметила.
— Потрясающие? — я приподняла бровь. — Не совсем то слово, которое я бы использовала.
Где-то высоко в небе загрохотало.
Я подняла глаза и улыбнулась, глядя на завесу облаков над головой.
— Спасибо, что поддержали меня.
— С кем ты разговариваешь? — спросил Данте.
— С духами.
— Моя милая, идеалистичная сестрёнка, — сказал он, обнимая меня. — Это были не духи. Это просто надвигающаяся гроза.
Мама нахмурилась, глядя на быстро темнеющее небо.
— Надеюсь, она не будет плохой.
— В новостях говорят, что, вероятно, она будет сильной, — сказал ей Данте. — Может быть, даже такой же сильной, как тот шторм, который был у нас в Бэйшоре несколько лет назад. Он обесточил весь город. А когда в здании погас свет, Саванна совсем обезумела.
Я покраснела.
— Это было действительно страшно!
— Ты плакала, пока я не согласился пойти поискать фонарик.
— Не самый лучший мой час, — призналась я, вздохнув. — И не твой, Данте. Вместо того, чтобы просто схватить фонарик, ты замахнулся на непосильное.
— Я помню это, — сказала мама. — Я нашла его в своей мастерской, он кряхтел и рычал, пытаясь поднять с земли мой большой резервный аккумулятор.
— Он был действительно тяжёлым! — запротестовал Данте. — А я был довольно тощим одиннадцатилетним мальчишкой, — он напряг впечатляющий бицепс, чтобы показать, что он больше не тот тощий ребенок.
— Он правда был тяжёлым, — согласилась мама. — Вот почему у тебя должно было хватить здравого смысла, чтобы найти взрослого, который помог бы тебе.
— Эм, здравый смысл? У Данте? — я фыркнула. — Ты понимаешь, что это тот самый человек, который совершил сальто назад с крыши? — я подняла три пальца. — Три. Раза.
Данте на мгновение показал мне язык, прежде чем снова посмотреть на маму.
— Я не просил тебя о помощи, мама, потому что знал, что ты не разрешишь мне воспользоваться аккумулятором.
— Он прав, — сказала я маме. — Он хотел взять аккумулятор только для того, чтобы подшутить над группой наших одноклассников.
— А вы с Невадой использовали бы его, чтобы обеспечить себе достаточно света и попробовать новые причёски.
— У нас гораздо больше волос, чем у тебя, Данте. Мы не можем просто плеснуть на голову немного воды и всё готово. Настоящая укладка требует времени и, да, света.
Он закатил глаза.
— Девчонки.
— Что за розыгрыш ты задумал, Данте? — спросила его мама. Она никогда не была из тех, кого можно сбить с толку.
— Я собирался подключить аккумулятор к дверям гаража и заставить их непрерывно открываться и закрываться. Без электричества другие дети подумали бы, что в гараже водятся привидения, — заявил Данте без тени смущения. — И это сработало бы, если бы ты не конфисковала аккумулятор для своих собственных целей.
— Конфисковала? Хорошее слово! — сказала я ему.
— Спасибо! Я пополняю свой словарный запас, чтобы произвести впечатление на Рыцарей.
— Думаешь, это сработает?
— Я не знаю, — пожал он плечами. — Но все уважают мужчин с большим словарным запасом.
— Я думаю, ты путаешь большой словарный запас с болтливостью, — я ухмыльнулась ему. — И мужчину с мальчиком.
— А ты путаешь хитрость с хитрожо…
— Ладно, хватит, — оборвала его мама.
Он сложил руки вместе и бросил на нашу маму невинный взгляд.
— Да, я действительно конфисковала аккумулятор, — сказала она. — Чтобы подсоединить его к холодильнику, чтобы наша еда не испортилась. Это гораздо важнее, чем глупые розыгрыши, — её взгляд скользнул ко мне. — Или новые причёски.
— Да, — согласились мы с Данте, и наши груди затряслись от смеха.
— Эй, Винтерс! Хватит бездельничать! Мы уходим! — крикнул Ретт, товарищ моего брата по команде.
— Что ж, мне пора, — сказал Данте, кланяясь нам и отступая назад. — Увидимся позже, дамы.
Мама обняла меня и Данте, прижимая нас к себе.
— Люблю вас обоих.
— Люблю тебя, мам, — сказали мы ей.