— Надо машину мыть, все-таки молиться приехал, — ласково укорил своего прихожанина отец Савва.
— Разве Господь следит за нашим внешним видом? — уточнил тот, явно рассчитывая на апофатическую истину.
— Хотя Господь и не брезглив, но Его не обвинишь и в неряшливости, — оправдал его богословские надежды преподобный.
— Так хорошо о человеке может думать только Святая Церковь!
— Согласитесь, отче, что клонирование — это ужасно! — воскликнул прибывший для спасительных бесед из города молодой иерей, отец Борис.
— Скорее — это ужасная реальность, — кивнул преподобный.
— Мы породим монстров! — продолжал разглагольствовать гость. — Мы породим чудовищ, лишенных души!
— Не мельтешите, чадо! — осек его отец Савва. — Это мы поймем по их способности к любви.
— Неужели вы дерзаете даже предположить возможность существования у «рукотворного» души?! — возмутился отец Борис.
— Просто я не дерзаю решать за Господа этот вопрос сам, — отговорился преподобный и добавил: — А вас, мой бескомпромиссный друг, никогда не посещала мысль, что эти вышеупомянутые «клоны» долго будут нами восприниматься как особи второго рода, а именно в подобной среде когда-то и утвердилось христианство.
— Я был свидетелем, как один очень состоятельный пьяница, дебошир и развратник пожертвовал своей жизнью ради
— Думаете, он спас свою душу? — уточнили вопрошавшие.
— Не знаю, но за те немногие мгновения, покуда он принимал решение, ему явно удалось преодолеть себя, — ответил отец Савва.
— Настоящий христианин поступил бы точно так же и не раздумывая, — заявил отец Борис.
— Да, конечно, — согласился преподобный, — тем более что у вышеупомянутого не было на иждивении пятерых детей и матери-инвалида, как у вас, отец Борис.
— Ах, как бы я хотел постоянно видеть рядом с собой своего святого покровителя, — признался отцу Савве монастырский библиотекарь. — Мне бы стало гораздо спокойнее.
— Да, но тогда у вашего святого покровителя совсем бы не осталось времени на личную жизнь, — заметил преподобный.
— Разве у святых есть своя личная жизнь? — изумился тот.
— А чем, по-вашему, они пожертвовали во славу Христову? — пожал плечами отец Савва и напомнил: — «Аз воздам сторицей».
— Вы думаете — это о личной жизни? — не понял библиотекарь.
— И к тому же вечной!.. — закончил отец Савва.
— Какой грех самый страшный? — спросили отца Савву молодые иноки.
— Лично мне, как человеку относительно воспитанному, особенно неприличным представляется блуд, — ответил преподобный.
— А кощунство? — продолжили расспросы иноки.
— Это самый глупый, — крякнул огорчительно отец Савва.
— Как быть самому кесарю в вашей христианской ситуации «кесарю кесарево, Богу Богово», — спросил молодой художник во время одной из партий.
— Если этот кесарь — человек с воображением, то скорее всего он предпочтет позицию доброго, рачительного и благочестивого отца, как, предположим, твой отец.
— Мой отец мусульманин, — осторожно напомнил Бахадыр.
— А мой был убежденный коммунист, высокой морали человек, — покачал головой отец Савва.
— Он умер? — уточнил художник.
— Нет, он покрестился, — ответил преподобный и добавил: — Но вредный старик все равно это сделал в другом храме, потому что, видите ли, молодой человек — то бишь я, а тогда мне действительно было всего сорок пять, так вот, — по его мнению, молодой человек не должен дерзать преподавать истину человеку гораздо старше его. Перед Богом и людьми будет выглядеть несолидно. А очень ему хочется, чтобы все было правильно. И так полвека потеряно… Это он считает с тридцатых.
— Ваш отец был репрессирован? — осторожно полюбопытствовал Бахадыр.
— Нет, он работал с твоим отцом под именем шейха Касима в Арабских Эмиратах на советскую контрразведку, — улыбнулся отец Савва.
— А я думал, что папа в это время строил Днепрогэс, — изумился художник.
— Какая разница! Твой тебе все равно ничего не расскажет, мой только за год до крестин правдой побаловал, — махнул рукой преподобный. — Главное, что они со Второй мировой вернулись в орденах.
— Папа, разве ты был разведчик? — тут же спросил его художник. — Наш гость любезно рассказал мне о твоих подвигах.
— Какая разница, кем ты был, вопрос — кем ты будешь, — скромно отговорился отец, уточнил размер сапога и вышел.
— Под каким же именем в те легендарные времена работал мой отец? — явно не удовлетворившись ответом отца, поинтересовался Бахадыр.
— Он был известный художник, и его звали Бахадыр, — ответил отец Савва.