— Мы — чудо природы! — приговаривал господин учитель. Но хозяева ресторана, гостиницы и магазина, а также сестры Зудмайер заявили, что такое чудо природы им даром не нужно.
Время от времени оказавшийся не у дел господин Лисмайер ездил то в одну, то в другую из девяноста семи долин, усаживался за стол в местном кабачке и с грустной завистью глядел в окно. Лыжники и саночники валом валили по улицам, снегу намело до подбородка, и, как он слышал, снять где-нибудь комнату было невозможно.
Когда господин Лисмайер возвращался и рассказывал о других долинах, среди жителей Верхнего Дуйберга воцарялось беспросветное уныние. У госпожи Харчмайер даже катились слезы из глаз, и она утирала их белоснежной скатертью. Господин пастор неизменно утешал ее. Он говорил:
— Такой уж нынче скверный год выдался! Бывают годы хорошие, а бывают никудышные! Следующий как пить дать будет хорошим! Да, в следующем году снег у нас, глядишь, метра в два ляжет, а в других девяноста семи долинах ни одной снежинки не выпадет!
— Это вы серьезно, господин пастор? — всхлипывала Харчмайерша.
— Ну еще бы, еще бы! — неизменно отвечал на это господин пастор, и слезы у госпожи Харчмайер высыхали.
Только у Ханси, сына господина Харчмайера, глаза вечно оставались на мокром месте. Он слыл лучшим горнолыжником в местечке. Каждую зиму все ребята смотрели на него с восхищением. Скоростной спуск — единственное, что заставляло смотреть на него с восхищением. Харчмайеров Ханси часто сидел в подвале, среди винных бочек, ящиков с луком и картофелем, лотков с деревенским хреном, и поглаживал свои лыжи.
Когда же господин учитель задал в школе сочинение на тему «Мое самое большое желание», ребята Верхнего Дуйберга, не сговариваясь, написали о снеге.
Господин пастор наобещал слишком много
Делать нечего — стали обитатели Верхнего Дуйберга ждать следующей зимы. А поскольку летом жарило и почти не дождило, в них снова зародилась огромная надежда на обильную снегом зиму, так как в сохранившемся с начала века численнике имелось на этот случай изречение:
Все лето господин Низбергер с женой и детьми — Титусом и Титой провели в своем старинном деревенском доме. В иные времена они оседали там не более чем на месяц. Потом же отправлялись в Мексику, или в Японию, или в Африку. Но в этом году господину Низбергеру пришлось экономить.
«Мы не можем себе позволить поездку в Америку», — сказал он детям. Титус и Тита взвыли: «Получается, у нас зимних каникул вовсе не было — из-за снега», — канючила Тита. «А теперь еще торчи все лето в этой жалкой дыре!» — канючил Титус.
Летом в Верхнем Дуйберге и впрямь ничего особенного не происходило. Тут не было ни бассейна, ни теннисных кортов, ни кафе-мороженого, да ничего тут ровным счетом не было! Господин Низбергер ужасно переживал из-за своих детей, но его дела и впрямь оставляли желать много лучшего. Ведь он был всего-навсего мелкий фабрикант. А фабрика господина Низбергера попала в гнуснейший переплет.
Явился к нему какой-то господин, назвавшийся представителем одной отдаленной и пока еще неразвитой страны, и сказал, что ему поручено сделать электрофирме неслыханный заказ. Он заказал большие фены. Выглядеть они должны были как самые обычные электросушилки для волос, только намного крупнее и мощнее. Господин из далекой и пока еще неразвитой страны объяснил, что все люди там выше двух метров и волосы у них исключительно густые и исключительно длинные. Вот, дескать, почему им понадобились такие фены. Кроме того, они там дважды на дню купаются, отчего волосы делаются мокрыми, и их надо срочно высушивать, так как в той далекой стране непрерывно дует холодный ветер. Сей господин, будучи чуть ли не двухметрового роста, заметил, что он там один из самых маленьких. Можно сказать, лилипут. И этот двухметровый лилипут казался таким достойным, порядочным и надежным, что господин Низбергер все принял на веру.
Господин Низбергер велел сконструировать укрупненные фены, переналадил станки на выпуск таких суперфенов, нанял два десятка новых рабочих и изготовил огромное количество огромных фенов. Суперфены вышли что надо. Они жужжали как матерые шмели, они выдували и холодный воздух, и теплый, и горячий. Причем с бешеным напором.
Господин Низбергер вместе со своим юристом и рабочими склада неделю за неделей поджидали, когда же явится тот господин и заберет свои фены. Но господин не явился. На запрос по адресу, который тот господин оставил на фабрике, Низбергеру ответили: «Господин уже давно отбыл в неизвестном направлении, и решительно неизвестно, вернется он или нет!».
Господин Низбергер попытался сплавить суперфены, но их никто не хотел брать. Они лежали, что называется, мертвым грузом! Упакованные в деревянные ящики, покоились они на фабричном складе, и каждый раз, проходя мимо этих ящиков, господин Низбергер и все складские работники тяжко вздыхали. Господин Низбергер вздыхал меньше. Он реже проходил мимо ящиков. Но как бы там ни было, па эти штуки он ухлопал прорву деньжищ, так что приходилось экономить и лишать себя и всю семью поездки за океан.
Господин Верхенбергер со своей семьей также все лето просидел в Верхнем Дуйберге. Но они там и так каждое лето просиживали. Верхенбергеры не переносили в дальних странах жару, а в тех далеких странах, где жары не было, они не переносили пищу, или ветер, или что-нибудь еще. Переносили они исключительно Верхний Дуйберг. Взрослая часть Верхенбергеров! Дети-то с превеликой бы радостью куда-нибудь съездили, только родителей это нимало не заботило.
Все лето низбергеровские и верхенбергеровские дети играли — либо между старинными деревенскими домами, либо в лесу, а то и внизу, в деревне. Охотнее всего они бы играли вместе с ребятами из подворий Рогмайера, Волмайера и Быкмайера, но это получалось редко, потому что их деревенским сверстникам приходилось то в поле вместе со старшими выходить, то дома по хозяйству помогать.
— Летом, — говорили деревенские дети, — свободного времени у нас в обрез. Зимой его намного больше!
Всего деревенских ребят было четырнадцать.
У Харчмайера — Ханси и Марианна.
У Лисмайера — Польди и Губерт.
У Тюльмайера — Фрида и Фанни.
У Рогмайера — Антон, Бертль и Кристль.
У Быкмайера — Франци и Эви.
У Волмайера — Труда.
У господина учителя — Михаэль и Мартин.
(У господина пастора и сестер Зудмайер детей вообще не было.)
Лето миновало. Настала осень, и затянули обложные дожди. Все жители Верхнего Дуйберга ходили радостные, ибо, как сказано в ветхозаветном численнике:
Лисмайер отмыл до блеска окна в номерах, Харчмайер прикупил новых стопок под водку, сестры Зудмайер в дополнение к тридцати семи уже готовым верхнедуйбержским лыжным шапочкам связали еще двадцать три, магазин «Тюльмайер» заказал три пачки видовых открыток, ящик лыжной мази и партию горнолыжных очков в семи самых модных вариантах. Господин пастор тщательно вытер пыль с молельных скамеек, отведенных для зимних туристов, а господин учитель, хоть и не делал ничего, зато радовался не меньше остальных.
В начале декабря ведущий телепрограммы новостей сказал, что по сводкам метеорологов в ближайшие дни «ожидаются снегопады»
В Верхнем Дуйберге дружно перекрестились и стали ждать. Прождали они целую неделю и ничем другим не — знай только крестились. Но снегом и не пахло.
— Перед рождеством часто снега не бывает, — сказал господин пастор.
— Перед рождеством снег так и так быстро сходит, — сказал господин учитель. После чего креститься в Верхнем Дуйберге перестали и вернулись к обычным занятиям. Не теряя, конечно, надежды.