***
Разведка доложила, что один из тех самых удолбанов отирается возле Промежности. Кличка — «Длинный». Недавно кто-то умный додумался замутить здесь бар с вполне студенческими ценами, и теперь в нём прописалась навечно всякая полукриминальная шушера с прилежащего к общаге Спортивного переулка. Спортивный известен своими чудо-богатырями, проведшими три четверти жизни за решёткой и дешёвыми самогонными точками. Но дебилам тоже требуется общество себе подобных, вот они и кучкуются в одном ареале. Да и близость к общаге обеспечивает вполне доступный качественный алкосекс со студентками. Работы вахтёршам и ментовскому батальону быстрого реагирования прибыло. Стали там тусовать и некоторые общажные микроэлементы.
«Эй, ты куда собрался?» — вцепился я тут же в рукав Длинного, после того как мы стремительно окружили его возле бара. Мы — это Ариец — саньда, Зелёный — кикбоксинг, дагестанец Шах — греко-римская борьба, брат Волосана — гимнастика, я — взрывная психопатия, Волосан — французский язык и хард-рок 70-х.
Он, явно заприметив нас ещё на подходе и почуяв, как все гиеноподобные, неладное, ускорил шаг. Хотел рвать в сумерки. Но не успел.
«Ой, привет!» — как-то уж чересчур бодренько процедил Длинный — рослый, нигде не работающий мудозвон 27-и лет, пристроившийся жить и дрюкаться к одной слабоумной бабёнке из общаги. Он у этой компашки фриков слыл заводилой. Глазки его пугливо заметались по периметру, будто кузнечики на газовой конфорке, а пухлые лапки чудно так заходили ходуном. Будь его мамка сейчас рядом, думаю и она бы не простила ему столь лажовой актёрской игры. И это притом, что в детстве Длинный наверняка был одним из тех чистоплюев с зализанной набок чёлкой, которые любили встать под Новый год на табуретку и визгливым голосом орать наизусть стихи про Дедушку Мороза. Тем, кого всякие там тетушки-бабушки обожали умильно пощупать за пухлые щёчки, прилепить ему на лобешник с десяток красных махаонов губной помады, а он после, втихомолку запершись в ванной, жрал шоколадные трюфели, заталкивая их себе в глотку пятернёй.
От стыда за такое его невыносимое блядство и за то, что мы подпрягли столь серьёзных бойцов на его рыхлое тело, я сунул ему для начала левой по фейсу. Потом с размаху засадил апперкот правой в желеобразное брюхо и тотчас отскочил на дистанцию. Мало ли, ссыкун — ссыкуном, а вдруг со страху и ввалит! Весу-то в нём под сто двадцать кило будет.
«За что?!» — плаксиво замычал Длинный.
Шах, не долго думая (по хорошей спортсменской привычке), вставил ему в челюсть кирпич, крепко спаянный из жилистого мяса и набитых до мозолей костяшек. У обычных людей это называлось бы кулак. Во рту у Длинного что-то сыро чмякнуло и откололось. Его закрутило волчком вокруг собственной оси, но на ногах он устоял. У меня вдруг защемило сердце за этого мудачка. Не хотел бы я быть сейчас на его месте. Остальные наши стояли и наблюдали, что будет дальше.
Но я сильно нахвалил обдалбоса. Немедля ни секунды, Длинный рванул гигантскими парсеками назад к двери бара. За подмогой. Меня чуть было не повалило наземь космической мощью его выхлопных газов. Но взяв себя в руки, я в три прыжка настиг его и повис у него на загривке, аки взбодрённый весенними гормонами энцефалитный клещ. — «Держите его, мля!» — заверещал я, силясь своими семьюдесятью килограммами, окрепшими на лапше «Роллтон» и дешёвой водяре, остановить бронепоезд.
Тут ожили и остальные. Зелёный схватил Длинного за перетруханую мотню и с силой рванул на себя, а Ариец выдрал-таки его ляжку из дверного проёма, которая вот-вот была готова переметнуть своего хозяина на вражескую территорию. «А-а-а-а-айййййй!» — завизжал Длинный неожиданно для всех, словно никчёмный пидорок, нечаянно обломавший в модном ночном клубе наманикюренный ноготь, перевалился кубарем через спину и, легонько ткнувшись клювом о бордюр, затих. Вот мать-перемать. И тут надо из себя клоуна скорчить. Петросян-Мартиросян. Меня же отбросило инерцией на асфальт. Из-за этой скотины я перепачкал себе джинсы.
«Вставай, сука, — пнул я Длинного ботинком по жопе. — Чего разлёгся, клоун? Чтоб через полчаса принёс пятихатку в 517-ю комнату. Понял, чмо? Это компенсация за то, что серьёзные люди по твою персону приехали». — Длинный смолчал, как притворившийся мёртвым скунс.