— Да нет, наверное, не получится… у нас встреча в клубе…
— Машк, ну может правда погуляем? — вступается за мои истерзанные полугодовым воздержанием тестикулы старшая сестра Галя. — Пока в маршрутке ехали 3 раза какие-то уроды знакомились, а тут — нормальные вроде парни…
— Нет, — обрубает Мария, точно тесаком серийного убийцы по мизинчику трёхмесячного грудничка.
Сразу становится ясно, кто в детстве кушал перловку из самой красивой фарфоровой миски, которую тётя привезла из сказочной страны Японии.
— Ну хорошо, а во сколько эта ваша встреча заканчивается?
— Ну, мы туда не только из-за встречи идём, — начинает Мария устраивать курс актёрского мастерства для безнадёжных имбецилов. — Потанцевать, отдохнуть, со знакомыми пообщаться.
Прикидываю, что у тебя там за знакомые. Леди в кевларовых панталонах. Ещё посмотрим, кто кому первый пятки лобызать будет. После того как обкончается раз 14. Когда я тебе запердолю по самое не балуйся. Тоже мне, Шина Королева джунглей. Я ведь тоже этим воздержанием сыт по горло. Истерика это называется, понятно?! ИС-ТЕ-РИ-КА!!! Пожалей паренька! Дай хоть на ползалупки, ёшть!!!
— Усёк, — говорю я и начинаю телепатически сверлить ей лобик с целью вложить в её мозг несколько эротических гравюр. В частности, как мы с ней предаёмся плотскому греху на лесной поляне усеянной золотом-брильянтами. Может, хоть это пересилит чары кавказских джиннов и бегемотов-братков, увешанных пудовыми голдами.
— Так что… если вы не с нами, то пока! — нагленько продолжает она в том же духе.
— Тогда может я тебя буду ждать на выходе, когда ты домой пойдешь? — обращаюсь я лично к ней, предпочитая персональную битву двух генералов, а не массовое кровопролитие наших войск.
— А зачем это тебе?
— Ну мало ли. Времена сейчас смутные. А вы девушки симпатичные, вдруг какой маниак на вас засмотрится, на меха захочет порезать.
— Ты сам на меня как маньяк смотришь.
— Хм-м… поговаривают, женщины от моего взгляда могут забеременеть.
— Надеюсь, у меня всё рассосётся.
— А во сколько это примерно будет? Ну, в смысле во сколько вас примерно ждать.
— Ну-у… часов в 5–6 утра.
— Хоккей… Вот здесь же и буду стоять! В 4 утра! На этом самом месте! Как солдатик оловянный! — начинаю я заводиться на весь продажный бабий род и тыкать указательным пальцем в асфальт у себя под ногами.
— Стой… — уже погрустневшим голосом лепечет она, не ожидая такого романтизма в такой нелепой оболочке.
Я тихонько подбираюсь к ней вплотную и осторожненько так поправляю ей пальцем сбившуюся на бок чёлку. Опять влюбляюсь, ёшть…
— Ну, до встречи на заре… что ли…
Тут же разворачиваюсь к ней спиной, точно Железный Дровосек на своих промасленных шарнирах. Уверенной походкой гарлемского сутенёра, только что давшего втык своей подопечной, шагаю прочь. Пройдя метров 50 оборачиваюсь и вижу, как моя победоносная армия ещё пытается вести переговоры с поверженной стороной.
«Бильярдо, мля. Никитос! Вы скоро там?» — кричу я им. Но, похоже, придётся вернуться. Вот тупоголовые! Не дадут мне эффектно покинуть поле боя. Бестолочи. Её же как раз это и завело — мой показной похеризм. И мне проверка на вшивость: приду не приду? Фрейда на вас нет. Это ж тонкая чуйств работа, а не пипиську в клозете дёргать.
— Ну, девушки, это нонсе-е-енс какой-то. Пожалейте молодого человек-а-а-а. Ну куда он пойдёт в 4 утра?! Давайте, правда, лучше пойдём пива попьё-о-ом… — жалестно так, как профессиональная деревенская кликуша, всё ещё ноет Биль, когда я подхожу.
Мда-а-… этого раздолбая не очень устраивает перспектива волочить свой хилый задик куда-то, да ещё и в такую рань. Ему даже бутерброды за обедом мать маслом намазывает. Сам свидетелем был. Только белу рученьку с хлебушком от стола протянет — матушка тут как тут. Хочешь, сыночек, с сырком, хошь — с сервелатом. А всё потому, что наш Биль безотцовщина.
Болезный уже ощерился, предвкушая скорый халявный алкоголь. Галька, как особа более простодушная, лезет в сумочку за кошельком — скидываться. Сейчас вот-вот рухнет громадьё моих наполеоновских планов.
Я осторожно подкрадываюсь с тыла к Машке, и непринуждёнными — точь-в-точь касаниями бабочкиных крыльев (что она аж заходится мелкой электролизной дрожью) — шекочу ей позвонки на шее. Одновременно отчитывая своих вассалов:
— Так, блин… Болезный, Биль, или мы идём, или я иду один. Что вы мне в конце концов не даёте нормально выпендриться? Я тут, блин, стараюсь, Дон Жуана из себя строю, а вы мне всю малину портите. С вами девушки не прощаюсь — ещё увидимся… — вывожу я на концовку свой праведный спич.
Звездобол Троцкий с дыркой от ледоруба в черепушке обзавидовался бы в своём тесном гробике в предместьях Мехико-Сити. Интересно, у неё в трусах хоть чутка помокрело?