- Ладно. Я завтра к тебе загляну, хорошо? – Хеймитч собирает шахматы в доску. Китнисс кивает и хлопает по стулу, стоящему рядом с ее кроватью.
- Давай, Джем, иди сюда. Я не кусаюсь, - брат робко улыбается и садится рядом со мной.
- Не буду вам мешать. Увидимся, Китнисс, - но девушка уже полностью углубилась в чтение задачи и не слышит меня.
Я осторожно закрываю дверь, стараясь не шуметь. Она упрямая, своего добьется. Бросаю взгляд на свое расписание, а затем на часы, висящие во всех коридорах. Наручные есть только у избранного круга лиц. Например, у Боггса, Плутарха или Койн. До ужина еще есть полтора часа. Я решаю наведаться в библиотеку.
Пожилая женщина, сидящая в огромном зале, чем-то напоминающем столовую, сплошь заставленную книгами, приветливо улыбается, увидев меня. Я не имею ни малейшего понятия о том, как ее зовут, но все равно вежливо здороваюсь.
- Опять для девушки книги берешь? – она понимающе щурится, лукаво улыбаясь.
Я почему-то краснею, будто мне четырнадцать, и смущенно киваю.
- Сам выберешь? Или тебе подсказать? – она снова улыбается. Она все время улыбается.
- Подскажите что-нибудь.
- Стихи или рассказы? – она с готовностью поднимается с места.
Раньше я никогда не просил ее о помощи и теперь с удивлением отмечаю, что у нее мягкая и плавная походка, которую никак нельзя сопоставить с ее возрастом. Она все время улыбается, ведет себя приветливо со всеми, всегда готова подсказать, что чудится, будто она – моя бабушка.
- Рассказы, - я вспоминаю просьбу Китнисс.
- Что бы тебе такое дать? – рассуждает она, медленно прохаживаясь вдоль полок. Я иду за ней. – Эх, дала бы тебе стихи, есть очень красивые, да ты не хочешь.
Она произносит это так укоризненно, что я смущенно соплю и снова смотрю в пол.
- Вот, держи, - она протягивает мне потертую книгу в синем переплете. – Пользуется популярностью среди молодежи.
Она записывает номер книжки на специальном листке, я расписываюсь и на несколько секунд замираю, будто собираюсь с мыслями.
- Дайте мне ту книгу со стихами. Для себя, - негромко прошу я.
Женщина будто ни на секунду не сомневалась, что я так поступлю, потому что вытаскивает книгу из-под стола.
- Скажешь мне потом, понравилось ли тебе, - улыбается она.
Я рассеяно киваю и спешу уйти. Выхожу, закрываю дверь, прохожу пару коридоров, а затем сажусь прямо в коридоре, на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене. Эта женщина чем-то пугает меня, и я не знаю, почему. Верчу книгу, неожиданно для себя замечаю закладку. Тяну за нее, открывая нужную страницу. А закладкой оказывается… Моя детская фотография. Перевожу взгляд на стихи и удивленно читаю:
Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь тонуть в глазах твоих — счастье.
Подойду и скажу: “Здравствуй,
Я люблю тебя очень”. Сложно..?
Нет, не сложно, любить — это трудно
Очень трудно любить… веришь?
Подойду я к обрыву крутому
Буду падать — поймай! Успеешь?
Только мне без тебя плохо…
Я хочу быть с тобой, слышишь?
Ни минуту, ни месяц, а долго…
Очень долго — всю жизнь… понимаешь?
Знаешь… вместе, всегда… Любишь??
Если да, я тебе обещаю
Что ты самой счастливой будешь,
Если нет, я тебя умоляю
Не казни меня взглядом, не надо,
Не тяни меня взглядом в омут…
Пусть другого ты любишь, ладно…
Но меня хоть немножко помни.
Я любить тебя буду, можно?
Даже если нельзя, буду!
И всегда я приду на помощь,
Если будет тебе трудно!
Я люблю тебя, слышишь?..
Помни….
Захлопываю книгу. Господи, что, черт возьми, происходит?
Комментарий к Глава 23.
Стихотворение Роберта Рождественского
========== Глава 24 ==========
- Пит, ты вообще меня слушаешь? – недовольно бурчит Джем вечером того же дня, что я прочитал странное стихотворение, очень точно описывающее мое отношение к Китнисс в школе.
- Джем, прости, - я виновато качаю головой. – Я задумался. Повтори еще раз, пожалуйста.
Я улыбаюсь, зная, что брат не сможет долго на меня сердиться.
- Я говорю, что Китнисс просто потрясающе разбирается в геометрии, - брат радостно улыбается. – Она мне все объяснила! Представляешь, я понял!
Джем просто сияет от гордости, а я радостно улыбаюсь. Честно говоря, я даже не сомневался в том, что Китнисс сможет все толково объяснить брату.
- Только вот, - мальчик растерянно чешет затылок, - что на это скажет наша мама?
И он обеспокоено хмурится. Я морщу лоб. Мама точно будет не в восторге. Китнисс она не слишком любит, как, впрочем, и меня, и Марка, и Джема, и отца, и еще весь Двенадцатый и Тринадцатый. Какая, черт возьми, разница, что она думает по этому поводу?
- Джем, - мягко говорю я, - я не думаю, что она будет слишком против. В конце концов, ей, похоже, порядком поднадоело каждый понедельник и четверг кричать на тебя из-за очередной задачи. Не переживай. Она нас не съест.
Брат с сомнением смотрит на меня, а я похлопываю его по плечу. Джем обреченно вздыхает.
- Мне в любом случае грозит смерть. Так что пусть я умру с точным знанием того, как можно доказать равенство треугольников!
Он говорит это с таким важным видом, что я не выдерживаю и заливаюсь хохотом. Брат сопит, старательно строя из себя обиженного, но потом не выдерживает и тоже начинает хихикать.
- Ба, мальчики! – Майк широко разводит руками, подходя к нам. – Вы дома! Я был уверен, что один из вас сейчас сидит у милой барышни, - и он выразительно косится на меня, - а другой пристает к маме с геометрией.
- А вот и не угадал! – Джем улыбается так же широко, как и я. – Милая барышня решила все проблемы с геометрией!
- Да ладно? – Майк от удивления даже перестает улыбаться.
- Ага. Ну, по крайней мере, она попыталась объяснить мне решение задачи. Я что-то там даже понял.
- Это хорошо, - старший брат довольно улыбается.
- Никто не спорит, - соглашаюсь я. – Правда, у нас есть одна проблема… - все же приходится добавить мне.
- Какая? – уголки рта Майка снова ползут вниз.
- Большая. В виде мамы, - заговорческим шепотом сообщаю я ему.
- Господи, да брось ты, - отмахивается тот. – Не так уж мама и не любит твою Китнисс.
- Почему это она моя? – удивляюсь я.
- Не твоя? Значит, я могу ею заняться? – шутливо спрашивает Майк.
- Перебьешься, - серьезно отвечаю я.
- Мальчики, опять ругаетесь? – весело спрашивает у нас мама, заходящая в комнату. Мы переглядываемся. Мама давно не радовалась.
- Мам, что-то случилось? – с заботой интересуется Джем.
- С чего ты это взял? – она улыбается. Господи, а я-то был уверен, что она попросту не умеет этого делать.
- Ты просто… - я замялся, - улыбаешься.
- Надо же, какая я, оказывается, нудная и серьезная.
Мы снова переглядываемся. Кто эта женщина, и что она сделала с нашей мамой?
- О, Шон, ты вернулся! – мать радостно поворачивается. Отец ошарашено замирает в дверях. – Господи, да что с вами?
Мать упирает руки в бока и хмурится. Теперь перед нами наша мама.
- Ты, - негромко начинает отец, - улыбаешься?
- Да, черт возьми, да! – мать начинает злиться. – Просто один человек сказал, что мне следует чаще улыбаться. А теперь я иду в душ!
Мы вчетвером молча наблюдаем за тем, как мама берет свои вещи.
- Скажите мне, кто это, и я поставлю ему памятник, - негромко произносит Майк, надеясь, что мать не услышит. Она слишком далеко.
Но она все же улавливает фразу. Поэтому, перед тем, как зайти в ванную комнату, она отвечает на вопрос старшего сына:
- Можешь поставить памятник Китнисс Эвердин, дорогой.
И захлопывает за собой дверь. Меня начинает пробирать нервный смех.
- Вижу, сегодня к Китнисс состоялся коллективный поход нашей семьи. Майк, ты, случайно, к ней не заглядывал? – шутя, спрашиваю у брата.
- Знаешь, заглядывал. Спросить, как дела.
- В таком случае, вся наша семья побывала у нее, - негромко замечает Джем. Я успел рассказать ему о визите отца.