Уже темнеет, когда мы переступаем через оградку Деревни Победителей. Хеймитч в наушнике просит нас поторопиться. Я, Китнисс и Финник практически бегом припускаемся к ее дому. Остальные остаются ждать нас у окраины. Оказавшись в своем доме, Китнисс вытаскивает что-то из ящика на кухне. Она просит нас помочь уложить баночки с различными настойками в коробочку, чтобы ничего не разбилось. Сама же собирает в пучки высушенные травы. Потом она быстро поднимается по лестнице. Мы слышим, как она копошится у себя в комнате. Через пару минут она быстро сбегает вниз, уже с сумкой на перевес.
- Взяла кое-какие вещи, сделанные Цинной, - коротко отвечает она, открывая дверь гостиной. Опустившись на колени перед книжным шкафом, она быстро вытаскивает с нижней полки увесистый альбом. Прижав его к груди, она говорит, что мы можем идти обратно. Но едва мы переступаем порог гостиной, как слышим протяжное шипение. Резко разворачиваясь, я замечаю бурую шерсть.
- Лютик, - выдыхает Китнисс.
- Лютик? – удивленно переспрашивает Финник, поудобнее перехватывая коробку с баночками.
- Кот моей сестры, - отвечает девушка. И, присев, негромко зовет его по имени. Кот шипит. – Хочешь к Прим?
При слове «Прим» Лютик поднимает уши. Кажется, имя девочки для него что-то значит.
- Иди сюда, я отнесу тебя к Прим, - Китнисс протягивает руки коту. На мое удивление, тот позволяет себя взять.
Поглаживая его за ушами, Китнисс направляется к выходу.
- Эм, Китнисс, - окликает ее Финник. Она оборачивается. – Я думаю, в Тринадцатом будут против Лютика.
- Ты предлагаешь оставить его здесь? – удивленно спрашивает она.
- Нет. Я предлагаю засунуть его в сумку. Шуму, конечно, будет много, но так-то все нормально.
Китнисс улыбается, расстегивает сумку и, выудив оттуда толстовку, запихивает кота во внутрь.
- Всегда знала, что ты создан для того, чтобы нарушать правила. Пошли.
Я усмехаюсь, увидев брыкающуюся сумку девушки. Такая же реакция и у Гейла, когда он выходит нам на встречу.
- Так вот за чем тебе требовалось вернуться, - улыбается он.
- Будто был хоть один шанс встретить его! – закатывает глаза Китнисс. – Я была уверена, что он погиб вместе с половиной Дистрикта. Ан нет, даже не похудел!
- Китнисс, я не думаю… - негромко возражает Плутарх.
- Боже, не переживай. Договоримся, - усмехается девушка.
Через пятнадцать минут мы уже летим обратно. Мы не знаем, чем заняться, когда Финник неожиданно для всех достает из кармана колоду карт.
- Я так понимаю, азартные игры в Тринадцатом тоже запрещаются?
- Господи, да какая разница? – Китнисс в предвкушении потирает руки. – Мы пока еще в Двенадцатом. Кстати, кто-нибудь видит здесь стол?
Стол мы выклянчиваем у Плутарха и, под его неодобрительный взгляд, Финник тасует карты. Сначала мы играем вчетвером: я, Китнисс, Финник и Гейл. Потом к нам присоединяются еще и Крессида с Поллуксом и Кастором, а под конец и Плутарх, засунув свои принципы куда подальше, включается в игру. Хеймитч сдается на наши уговоры лишь в конце пути, так что успевает лишь сыграть пару партий. Китнисс, как оказалось, хороша не только в шахматах, но и в картах, поэтому победа в большинстве партий принадлежит ей. Там, где удалось выиграть мне или Финнику, мы, по обоюдному согласию, решили, что она просто отвлекалась на шумящего Лютика у себя в сумке.
Когда мы приземляемся, Финник быстрым движением собирает карты и прячет колоду в карман. Мы сбегаем по лестнице. Сейчас около шести, а значит нас всех ждет анализ дня. Китнисс сегодня с утра выписали из больницы, а вчера я перенес свои вещи в новый отсек. Она говорит мне, что хочет зайти к матери и сестре, чтобы отдать Лютика и поговорить. Она просит не ждать ее. Китнисс идет следом за Гейлом и Финником в одну сторону, а мы с Хеймитчем сворачиваем в другую.
- Ты как? – неожиданно для меня спрашивает он.
- Все прекрасно, - удивленно отвечаю я, смотря на него. – К чему этот вопрос?
- Да так, - неоднозначно отвечает он. – Честно говоря, меня больше волнует Китнисс.
Я понимаю, о чем он. Хотя всю дорогу девушка радостно болтала и играла в карты, каждый раз, когда я ловил ее взгляд, я видел в глазах отчаяние.
- Девочка научилась играть, врать и притворяться. Пожалуй, не идеально, раз не умеет контролировать свои глаза.
Я хмыкаю. Спасибо и на том. Так вообще не поймешь, что с ней твориться. Она же у нас девочка взрослая, все проблемы в себе держит до последнего. Наверное, если бы у нее не умер отец, такого бы не произошло. Ну, или хотя бы если ей не пришлось бы стать взрослой в одиннадцать.
- Ладно, пока, - надо же, а я даже не заметил, как мы пришли к моему отсеку. – Я загляну к вам вечером.
Вечером к нам заглянут все, хочется сказать мне, но я молчу. Прекрасно понимаю, что сегодня нас навестят все, да и не по одному разу. Взрослым почему-то слишком сложно свыкнуться с мыслью, что мы – взрослые люди и сами в состоянии решать, чего и когда мы хотим. Я киваю, и Хеймитч уходит. Я толкаю дверь в свой новый отсек и шагаю через порог. Замираю посередине комнаты, силясь поверить в то, что мне это не снится. Действительно, скоро сюда придет девушка, которую я люблю. И следующие недели мы с ней проведем в одном отсеке.
Я падаю на кровать, широко раскинув руки и ноги. Эта здоровенная постель даже больше той, что стоит у моих родителей. Я мечтательно смотрю в потолок, отмечая, что меня совершенно не волнует то, что происходит за пределами Тринадцатого. Последние недели я проводил дни в госпитале, не думая ни о чем, кроме Китнисс. Наверное, когда вокруг тебя бушует гражданская война, это не правильно, но я ничего не могу с собой поделать.
- Эй, подвинься, я тоже хочу поваляться! – я вздрагиваю от голоса Китнисс. Чуть приподнимаю голову, удивленно смотря на нее.
- Я не слышал, как ты вошла.
- Да, я заметила. Двигайся!
Китнисс стаскивает кроссовки и с ногами забирается на кровать. Она хватает одну из подушек и обнимает ее, положив подбородок на край.
- Чур, я сплю у стенки! – заявляет она, осмотрев кровать.
- Хорошо, - киваю я. Мне все равно, где спать. Если она хочет спать на том краю кровати, который примыкает к стене, нет никаких проблем. – Ты как-то быстро, - замечаю я. Я думал, она пробудет у своей семьи больше.
- Я отдала им Лютика и все. Зачем рассказывать о том, что они видели собственными глазами? – замечает она, закрывая глаза.
- Тебе плохо, - не вопрос. Я знаю это.
- Можно и так сказать, - отвечает она, кладя голову мне на колени. Ее ноги свешиваются с края кровати.
- Почему ты все держишь в себе? – спрашиваю я, перебирая ее волосы.
- Лишние эмоции - лишние проблемы, - усмехается она, вертя в руках жемчужину, который я подарил ей.
- Откуда она у тебя? – вдруг спрашиваю я, прекратив свое занятие, потому что до меня доходит суть моих мыслей.
- Ты же сам мне ее подарил, - как ни в чем не бывало отвечает она.
- Нет, почему она сейчас у тебя? Я был уверен, что она осталась в Капитолии.
- Нет, Деметрий прислал мне ее в первый день на арене.
- Не заметил, - признаюсь я, вспоминая, что в тот день уснул очень рано.
- Кстати, что это за толстенный альбом, который ты взяла? – интересуюсь я.
- Семейный. С фотографиями. Мама делала фотографии еще в юности.
- Откуда у нее фотоаппарат? – удивленно спрашиваю я.
- Ну, она же не в Шлаке родилась. Ей родители подарили, когда шестнадцать исполнилось. А после пятидесятых Игр, родители Мейсили Доннер отдали маме несколько коробок с различными веществами для проявления фотографий. Мейсили тоже этим увлекалась, - отвечает она. – Мама так говорила.
- Можно посмотреть? – спрашиваю я. Она кивает и лезет в сумку за фотоальбомом.
Оставшееся время до ужина я внимательно разглядываю фотографии миссис Эвердин, отличавшиеся необычностью. Конечно же, в большинстве случаев это фотографии мистера Эвердина. Так же здесь есть маленькие Китнисс и Прим. Помимо них я с удивлением рассматриваю фотографии своих родителей, замечая, что на одной из работ, явно сделанных кем-то из подруг миссис Эвердин, отец светится от счастья, фотографируясь рядом с мамой Китнисс. Также мы перелистываем страницы с портретами незнакомых нам людей. В который раз удивляемся молодому Хеймитчу. А затем Китнисс замечает, что нам пора идти ужинать.