- Она сработает через 20 минут. Так что мы можем объявить Китнисс Эвердин благодарность, она только что спасла жизнь большинству жителей Дистрикта, - отвечает Койн.
И тут начинают выть сирены. С момента моего осознанного появления в Тринадцатом, тренировочные учения, показывающие, как следует поступать во время тревог различных уровней, проводились трижды. В первый раз я лежал в госпитале, еще плохо отличая явь от галлюцинаций из-за морфлинга, так что эту тревогу я почти не помню, да и пациентов тревога не касалась, так как решили, что трудности эвакуации больных значительно перевешивают хоть какую-то пользу.
Следующее учение я тоже помню лишь в общих чертах: меня на тот момент выписали из одной части госпиталя, переведя в другую, на содержание у психиатра. Его монотонный голос вводил меня в некий транс, продолжающийся еще часа два после его ухода, так что во время этой тревоги я продолжал сидеть на кровати и смотреть в пустоту.
Третье последнее учение было второго уровня – действие во время профилактических мероприятий, например, карантин до проведения анализов на наличие вирусов. Необходимо было просто вернуться в свои отсеки. Моя задача здорово упрощалась, так как я практически все время сидел отсеке, наплевав на особое расписание – его получает каждый житель Дистрикта с утра, засунув руку в специальный отсек в стене. Оно не смывается до 22.00, когда обычно наступает время принятия душа.
Но эти сирены, как бы я не хотел, я бы не смог проигнорировать. Барабанные перепонки едва не лопаются от визгливого, громкого и душераздирающего воя. Кажется, что звук специально разработали для того, чтобы повергать людей в панику.
Боггс ведет меня, Гейла, Мадж, Порцию и Хеймитча из Штаба в коридор, затем в еще один, а потом мы попадаем на широкую лестницу. Толпы людей стекаются в один поток, вокруг стоит полная тишина. Мы спускаемся все ниже и ниже, глубже и глубже. Кажется, что сейчас мы уже ниже уровня моря примерно на километр. Единственный плюс в спуске – вой сирен становится все тише и тише. Боггс приводит нас к основанию лестницы и останавливается возле дверей, открытых настежь и ведущих в огромную пещеру. Он показывает сканер, перед которым нужно провести рукой с расписанием, - чтобы никто не потерялся.
Я медленными шагами захожу в пещеру. Стены, потолок, пол, перегородки, - здесь все сделано из камня. Даже воздух, кажется каменный – дышать им тяжело, он сдавливает легкие. Лежанки высечены прямо в стенах и огорожены все теми же каменными перегородками, как бы создающими собственное пространство для людей. На них наклеены таблички с цифрами и буквами. Боггс объясняет, что нам нужно найти таблички с обозначением наших отсеков.
Рассеяно киваю и прощаюсь с Боггсом – он уходит в один из специализированных кабинетов. Затем мы идем дальше, выискивая нужные цифры. Дохожу до своего отсека и сворачиваю, не сказав никому ни слова. Мой сектор представляет из себя маленький по площади квадрат. Есть шесть лежанок, что радует – у меня нет желания спать на полу. В полу высечена квадратная яма для вещей. На стене под прозрачным пластиком висит лист белой бумаги. «Правила пользования убежищем», гласит название.
Первый раздел - «По прибытии»
1. Убедитесь, что все жители вашего отсека на месте.
Никто кроме меня пока не пришел, но я-то добрался одним из первых. Все дежурят на кухне, так что спускать их достаточно долго.
2. Получите на складе по одному вещевому мешку на каждого жителя вашего отсека.
Оглядываюсь в поисках склада. Им именуется глубокое помещение, огороженное прилавком. Очередь пока небольшая. Я подхожу, называю номер отсека и прошу пять мешков. Сверившись со списком, женщина преклонных лет достает мешки с полки и отдает их мне. Два забрасываю на спину, один беру подмышку, оставшиеся два держу в руках. Поворачиваюсь и с удивлением замечаю, что теперь возле прилавка стоит целая толпа, выжидательно смотря на меня. С задержкой понимая, что я всем мешаю, спешу убраться подальше, но, даже отходя, чувствую, как все эти люди смотрят на меня.
Возвращаюсь в отсек и вскрываю один из пакетов. Два комплекта запасной одежды, зубная щетка, фонарик, расческа и тонкий матрас. Все комплекты одинаковы, разве что в одном одежда женская, а в остальных размеры одежды разные. Я заправляю постели, мешки убираю в яму и читаю последний пункт:
3. Ждите дальнейших указаний.
Забираюсь на одну из верхних лежанок и смотрю прямо перед собой. В помещении заметно прибавляется людей. Вскоре появляется и моя семья. Они тоже читают правила, благодарят меня за разобранные постели и садятся каждый на свою лежанку. Мы молчим. Я ложусь на спину и тут же подпрыгиваю как ужаленный, натыкаясь на что-то твердое. Сумка Китнисс. И как я мог забыть?
Быстро слезаю с лежанки, говорю отцу, что хочу поговорить с Порцией, и отчаянно припоминаю, в каком же отсеке живет семья Эвердин. В памяти всплывает разговор с Хеймитчем, в котором он невзначай упоминает, что Прим и миссис Эвердин живут в 313 отсеке. Медленно бреду вместе с потоком людей, выглядывая нужные цифры.
Когда я захожу в нужный сектор, то вижу лишь Прим, сидящую на нижней лежанке. Их отсек меньше чем наш, но в остальном выглядит точно так же. Она поднимает голову, как только слышит мои шаги. Она вопросительно поднимает брови.
- Привет, Пит, - улыбается она.
- Привет, Прим. Я вот принес вам… - поднимаю вверх сумку.
- Сумка Китнисс… - ее лицо бледнеет.
- Да. Держи, - я протягиваю ей сумку.
Прим берет ее в руки и медленно опускается назад на кровать. Дрожащими пальцами она открывает ее. На ее колени выпадает справочник и фотография ее родителей. Она улыбается одними уголками рта. Я поворачиваюсь и направляюсь к выходу и уже прощаюсь с Прим, когда она вдруг произносит:
- Пит, ты забыл кое-что! – я поворачиваю голову и вижу, что она протягивает мою фотографию.
- Спасибо, - слабо улыбаюсь я, наблюдая, что Прим не отрывает взгляда от портрета сестры.
- Посиди здесь. Мама помогает с пациентами, а одной мне скучно, - тихо просит она, все еще внимательно рассматривая фотографию. – Пожалуйста.
-Конечно, - я медленно опускаюсь на лежанку рядом с Прим и протягиваю ей портрет.
Она берет его в руки и обрисовывает пальцем контур лица Китнисс. Какое-то время мы молча сидим рядом и смотрим на портрет улыбающейся девушки, одетой в ярко-зеленый свитер, с книжкой в руках. По ней нельзя сказать, что каждую ночь ей снятся кошмары, и, что на ее руках умерли несколько человек. Она счастливо улыбается, кажется, что в ее жизни произошло что-то радостное.
- Я скучаю по ней, - тихо шепчет Прим, я чувствую, что она дрожит. – Пит, я боюсь за нее.
Я приобнимаю ее за плечи и зажмуриваюсь.
- Я тоже боюсь… И мне даже страшно подумать о том, что же с ней сейчас делают. Я знаю только одно – они не убьют ее, - тихо говорю я, стараясь не смотреть в глаза девочки.
- С чего ты это взял? – дрожащим голосом спрашивает она.
- Это будет слишком милосердно. Они сделают все, чтобы ее жизнь была намного хуже смерти, - отвечаю я, автоматически отмечая, что мой голос срывается.
- Пит, ты для них сейчас враг номер один. И поэтому они сделают все, чтобы сломит тебя. Поэтому они не убьют ее, ведь так у них не останется никого, кто тебе дорог. Сноу больше не сможет причинить тебе боль, - она утыкается носом в мое плечо, и я слышу, как она всхлипывает.
- Прим, не плачь, пожалуйста. Прим, ты же знаешь, что ее вытащат как только будет такая возможность, - я поглаживаю ее по плечу, чувствуя, что у меня и у самого слёзы готовы брызнуть из глаз.
- Я знаю, Пит, знаю… Но что они успеют сделать до того, как ее вытащат? – вопрос явно не риторический, но я не знаю, что же на него ответить. Просто потому что я действительно не желаю знать, что же они могут с ней сделать.
- Они сделают все, чтобы сломить меня. Не меньше этого, - просто повторяю я ее предыдущую фразу.
После этой фразы я поднимаюсь на ноги, забираю протянутую Прим фотографию и иду к выходу. Медленно возвращаюсь к себе в сектор, стараясь не думать над последним вопросом маленькой девочки, которой пришлось стать взрослой слишком рано, как и ее сестре. Что они могут сделать с Китнисс? Да все что им угодно. Переломать кости, изуродовать до неузнаваемости, свеcти с ума? Мне действительно страшно думать об этом.