— А что же стряслось?
— Приключился в Москве в 1771 году чумной бунт. Восставшие горожане ударили в мой колокол, и по гулкому звуку вся столица сбежалась в Кремль. Восставших разогнали, но зачинщиков, ударивших в набатный колокол, найти не удалось — утекли они за Дон, в вольные казацкие степи. Тогда императрица Екатерина Вторая рассердилась и приказала у моего колокола язык вырвать. Так и осталась я без голоса. Стою нарядная, а петь не могу.
— Совсем не понимаю, — вмешается в разговор предмостная Кутафья башня, — как можно столько о своей красоте говорить! Разве нас строили для того, чтобы мы красовались? Мы, башни, — первейшие защитницы Кремля. Меня в старину люди прозвали «Кутафья»; теперь, правда, редко кто и слово такое понимает. Кутафьей в былое время шутливо называли нескладно одетую женщину. Даже была загадка: «Маленькая кутафьишка в тесном месте сидит». Сообразительный человек сразу отвечал: «Пуговица». Вот и я на пуговицу похожа; нарядом не отличаюсь, а стою на самом первом месте, впереди кремлевских стен. Не красоту надо ценить, а силу и мощь.
— Разумные слова, — подтвердит угловая Арсенальная башня. — Что может быть дороже мощи и неприступности? Мои стены уходят глубоко в землю, а толщина их достигает четырех метров. Посмотрите, какая я высокая! И в нынешние времена шестьдесят метров — немалая высота, а в старину меня почитали как башню-исполина, равной которой не было и окрестных землях. И до сих пор в моем подземелье бьет тайник-колодец. Сотни лет не иссякает струя, сотни лет даю я людям вкусную и чистую воду. Потому и сложили меня такой высокой, крепкой и неприступной, чтобы всегда вода под надежной защитой находилась.
— У меня тоже тайник был, — заметит Тайницкая башня, обращенная к Москве-реке. — И даже не один, а два: тайник — колодец и тайник — подземный ход к речному берегу. Только давным-давно это было…
Тогда ее ближайшие соседи — безымянные башни — перемолвятся между собой:
— У каждого из нас своя история.
ЦАРЬ-КОЛОКОЛ И ЦАРЬ-ПУШКА
Есть несколько олицетворений Москвы, таких, как, скажем, бронзовая четверка несущихся коней и правящий ею Аполлон, — знаменитая квадрига, украшающая Большой театр, или появившаяся недавно Останкинская башня, пронзающая облака телевизионной иглой. Но, пожалуй, не менее известны такие столичные долгожители, как царь-колокол и царь-пушка. Без их изображения не обходится ни один путеводитель по Москве, их всегда увидишь на открытках, марках, виньетках. Их любят поэты, живописцы, графики, мастера-прикладники да и всевозможные путешественники.
У коренных москвичей отношение к ним домашнее, связанное с младенческими впечатлениями: «А помните, как меня незнакомый дядя верхом на пушку подсадил», «А я первоклассницей снималась у колокола»…
Кремлевские ветераны не только свидетели многосотлетних событий на холме. У них богатая родословная, с ними связаны имена государственных деятелей, умельцев, дипломатов.
Постоим же минуту-другую возле царь-пушки. Ее недавно очистили — сияет она новенькая, «как с иголочки». Пушка водружена на лафет, украшенный львиной головой. Рядом — чугунные ядра неимоверной тяжести. Среди тех, кто приходит в Кремль, часто разгораются споры: сколько силачей нужно, чтобы поднять ядро? Им, конечно, невдомек, что ядра — дело позднее, ведь для пушки предполагалась картечь. Некоторые горячие головы бьются об заклад, что они, спорщики, поднимут впятером. И напрасно. Если перевести на современную меру, каждое ядро тянет не меньше двух тонн.
Почему длинноствольное орудие прозвали царь-пушкой? Есть разные истолкования. В народной речи, в разговоре, необыкновенное, заметно выделяющееся — величиной, весом, значением — принято именовать: царь-рыба, царь-дерево, царь-девица… Последняя, кстати говоря, в русских сказках считалась сестрой Солнца, и ее добывал Иван-царевич вместе с жар-птицей. В свое время была в ходу драма Леонида Андреева, озаглавленная «Царь-голод». Не удивительно, что и крупнейшее артиллерийское чудо Древней Руси именовали царь-пушкой. Историки иногда доказывают, что прозвание пушка получила-де потому, что на ней, на правой стороне дульной части, изображен царь Федор Иванович, едущий на коне. Одно не исключает другого.