Кремль, как он есть (в основных чертах), каким он вошел в наше сознание, был воздвигнут в конце XV — начале XVI века при Иване III Васильевиче, праправнуке Ивана Калиты. Далеко шагнули Иваны… Если Куликовской битве предшествовал белый камень Кремля времен Дмитрия Донского, то Кремль краснокирпичный, или, как иногда говорят, полихромный, поднявшийся над Москвой-рекой при Иване III, государе всея Руси, в исторической памяти народа живет в происшествии, связанном с ханской басмой.
Когда к Ивану явились с требованием очередной дани ордынские послы, то государь при всех изорвал басму — грамоту, а одного из послов повелел отпустить, чтобы тот сообщил хану остроумный ответ: «Та курица умерла, которая носила татарам золотые яйца». Метафора поразила современников и стала достоянием потомства. Изографы любили изображать позднее, как гордо и решительно рвет кремлевский властелин ханский портрет; это производило особенно сильное впечатление — ведь недавно московские князья должны были опускаться при виде басмы на колени. Иван III, великий собиратель российских земель, покончил с унизительным обычаем. Москва обрели самостоятельность, вышла на европейское поприще.
Внушительный краснокирпичный Кремль, его мощные стены, башни, терема, церкви звучали дли москвичей, для всех русских людей, для приезжих иноземцев архитектурной симфонией — величавой, торжественной. Кремль — суровый, строгий, воинственный. Цепочка стен, увенчанных зубцами с бойницами, составляет треугольник. В углах — круглые и многогранные высокие башни. Остальные башни-прямоугольники — ниже. Взору человека эпохи Ивана III открывалась первоклассная крепость, не уступавшая в кирпичной укрепительной мощи выдающимся европейским сооружениям.
Кремль словно перенял черты облика Ивана III, который, по наблюдению венецианского путешественника Контарини, был ростом высок, худощав, имел величественную осанку и красивую наружность. Горделивый же взор его заставлял окружающих трепетать. Но разве не такое же впечатление производил силуэт крепости над Москвой-рекой?!
Когда приближался враг, то за кремлевские стены пряталось не только население всего огромного города — вместе со всею живностью и имуществом, — но и люди из дальних мест, иногда пришедшие из сел под Можайском, Звенигородом, Коломенском, Тушином…
Восторг перед Кремлем — чувство разных веков. Юный Лермонтов выразил то, что живет в сердце и уме каждого, переходя от поколения к поколению: «Что сравнить с этим Кремлем, который, окружась зубчатыми стенами, красуясь золотыми главами соборов, возлежит на высокой горе, как державный венец на челе грозного владыки?.. Нет, ни Кремля, ни его зубчатых стен, ни его темных переходов, ни пышных дворцов его описать невозможно… Надо видеть, видеть… надо чувствовать все, что они говорят сердцу и воображению!..»
СПАССКАЯ БАШНЯ
Бьют часы Кремлевской башни…
Существовал обычай, освященный веками, проходить в Кремль через ворота Спасской башни с обнаженной головой. Нарушителя — зеваку или несмышленого приезжего народ наказывал немедленно, заставляя пятьдесят раз поклониться башне. Столетиями складывалось и постепенно стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся представление о том, что Спасские ворота — главный, парадный вход-въезд в Кремль, одно из главенствующих сооружении на Красной площади. В начале прошлого века английский путешественник Эдвард Даниел Кларк издал книгу, в которой приводится следующий эпизод. Узнав, что перед Спасскими воротами надо снимать шапку, он решил притвориться незнающим и пошел в Кремль в головном уборе. Кларка окликнул часовой, но путешественник сделал вид, что не понимает смысла возгласа. Впрочем, предоставим слово Кларку, пишущему о себе в третьем лице: «Повстречался ему крестьянин, идущий с непокрытой головой; увидев его в шапке, с громким выражением негодования собрал часовых и народ. Те, схватив его, очень быстро научили, как в будущем надо проходить Ворота».